К. МАРКС ПАЛЬМЕРСТОН. - ФИЗИОЛОГИЯ ГОСПОДСТВУЮЩИХ КЛАССОВ ВЕЛИКОБРИТАНИИ Лондон, 23 июля. Если гарантия турецкого займа встретит сегодня вечером то же сопротивление, что и в прошлую пятницу, то Пальмерстон тотчас же распустит палату общин. Все обстоятельства

К. МАРКС ЛОРД ДЖОН РАССЕЛ Написано К. Марксом 25 июля- 12 августа 1855 г.Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» №№ 347, 359, 363, 365, 369 и 377; 28 июля, 4, 7, 8, 10 и 15 августа 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune» № 4479, 28 августа 1855 г.Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily

К. МАРКС МИР Сведения, полученные с «Европой», заставляют предполагать, что итальянская конфедерация, возвещенная Наполеоном III как одна из основ его мира с Францем-Иосифом, есть нечто весьма неопределенное и неустойчивое. Это пока только идея, на которую согласилась

К. МАРКС ДЕЙСТВИЯ МАДЗИНИ И КОШУТА. - СОЮЗ С ЛУИ-НАПОЛЕОНОМ. - ПАЛЬМЕРСТОН Лондон, вторник, 28 сентября 1852 г.Сообщаю следующие достоверные факты относительно того, что делается среди итальянской и венгерской эмиграции.Не так давно венгерский генерал Феттер совершил по

Лорд-протектор Аджарии Начнем с малоизвестной Аджарии. Мы уже встречали это название ранее при описании событий 1921 г., когда опасавшиеся потерять нефтяной терминал в Батуми большевики решили присоединить Карабах к Азербайджану. Особенностью Аджарии стало то, что это

Эл. Маркс Ярким представителем плеяды пропагандистов марксизма была младшая дочь Маркса – Элеонора Маркс (1855 – 1898), первая женщина-марксистка. Ее сознание формировалось с детских лет под влиянием отца и Энгельса, в атмосфере теоретических дискуссий, обсуждения

Хотел бы сразу извиниться у тех, кто действительно ждёт мои статьи по реальной истории за то, что не часто балую своих читателей своими работами. Материальное обеспечение не соответствует потребностям, а банальная борьба за бренное существование всегда мешала и мешает любимой работе. Обещаний давать не буду, но ещё две части "Ариев..." и шесть частей "Викингов..." будут, когда... в общем, когда будут...

Итак, основной текст не мой, а, как утверждается во вступлении к оригиналу, взят у "Нэнси Спаннаус в EIR, 15 апреля 1994" "на трехчасовом заседании февральской международной конференции (1994 года) Института им. Шиллера в Вашингтоне под названием «Многонациональный зоопарк лорда Пальмерстона»". Изначально он должен был стать иллюстрацией к статье о Герцене и о методах, которыми создавалась современная "историческая наука", но, поскольку статья об этом будильнике Чернышевского была признана мною нецелесообразной, я решил его использовать как есть. Подавляющее большинство обывателей абсолютно не представляет, как создаётся история (как выразился один мой товарищ, "Раз так написано, значит так оно и есть!"), и по крайней мере 90% из них уверены, что история абсолютно не связана с политикой , что это что-то такое нейтрально-правдивое, из года в год тысячелетиями заносимое в неуничтожаемые тома, хранящиеся веками в идеальных условиях, и скрупулёзно отмеченное на точных "исторических" картах. Поэтому я посчитал необходимым опубликовать текст со своими комментариями и раскрасить его картинками...

Вообще, читая последние пять лет только реальные источники второй половины XIX века и сравнивая их с теми аферистскими фальсификатами, которые выдаются за "источники" по истории "средних" и "древних" "веков", вывел для себя закономерность и грубо оформил её в следующем виде диверсификации источников:

• французские - 30% правды, 30% лжи, 30% написано при Луи Наполеоне и 10% они ни черта не помнят, и это написали за них англичане;
• немецкие - 60% правды, 30% переписанной от недостатка материалов у кого-то недостоверной информации и 10% попыток понять, как же связана достоверная и не достоверная информация;
• российские - 60% правды, 10% поскулить, как всё плохо в России и 30% тупо отсутствует, поскольку цензура ликвидировала как класс;
• британские - 60% правды, 30% лжи и 10% объяснений, что ложь - это неотъемлемая составная часть правды и имеет превалирующее значение (то есть, как и с российскими источниками, за методу взят исходный немецкий вариант, но с "британской" системой ценностей);
• советские , связанные с британскими и российскими напрямую: 60% правды, 30% откровенных выдумок и 10% ссылок на Карлоса Маркуса и рабоче-крестьянскую политику партии;
• американские - тут как и всё в Америке, 50/50 - ложь и правда, причём и та, и другая чужие и находятся в равновесии;
• голландские - 60% правды, 30% за них переписали новые гегемоны и 10% бухгалтерии, грубо говоря, это исходники для брито-германских вариантов;
• португальские, итальянские, испанские, балканские, польские, исландские и другие местные саги европейских туземцев - 60% придумано и написано за них другими, 30% туземных сказок про "какие мы древние и как мы всех завоёвывали" и 10% правды;
• турецкие, иранские, египетские, китайские, японские, индийские и другие совсем уж туземные "источники" - 81% придумано и написано за них другими, 9% попыток доказать, что все написанное иностранцами, - их родное исконное и 10% бухгалтерии...

Я часто использую слово "туземцы" . Сейчас оно имеет явно негативный оттенок, но изначально, как и слово "индейцы" , смысл имело абсолютно нейтральный. Слово "индейцы" более раннее, относится к самому началу колониальной экспансии Европы в первой половине XIX века и происходит от нидерландского оборота "in de" то есть "один из" , поэтому индейцы у нас всегда какие-либо, индейцы апачи, например, или бенгальские индейцы. Слово "туземцы", как и слово "тотем" , более позднее и относится уже к середине XIX века, то есть приходится на на взлёт британского могущества и происходит от английского "to them" то есть "ихний". Так что попросил бы представителей туземных народцев не обижаться на это слово, ведь те слова, которые вам зачастую навязаны завоевателями в качестве "самоназваний" гораздо обиднее и уничижительнее, чем те, которые сейчас принято считать обидными.

Приходится признавать, что политика независимой России за всю свою полуторасотлетнюю историю довольно редко была действительно независимой: нашими руками практически всегда решались чужие проблемы, и Россия перманентно являлась донором и исполнителем для всех окружающих инородцев, но, чтобы действительно побеждать, надо, во-первых, понимать, что ты проигрываешь, во-вторых, учиться у победителей и на этих знаниях развивать своё, и в-третьих, нужно обязательно победить своих учителей! Самое интересное, что те, кого, по идее, принято считать туземцами (те же Иран, Индия, Китай и др.), прекрасно поняли эти простые правила и сейчас развиваются, пугая своими самостоятельными путями развития; мы же регулярно наступаем на одни и те же грабли, совершая абсолютно дурацкие ошибки, и никак не желаем учиться даже на своих бесчисленных ошибках...

Современная исследовательская работа постоянно грешит тем, что перегружает читателя набором фактов, затемняя при этом сами методологические посылки и подходы, определяющие истинность или ложность того, что представляется читателю. Чтобы раскрыть, как определяются пути современной истории, мы должны были представить Вам все многогранное исследование в его единстве так, чтобы оно воспринималось как единое целое.

Не могу не согласиться с автором, сам со страшной силой грешу перегрузкой статей фактами, зачастую давая концентрат, который в моей собственной голове разворачивается в гигабайты информации, а остальным кажется чем-то сложным и непонятным, вызывая зачастую отторжение и обвинения...

Анализ любого конкретного поворотного пункта истории человечества, равно как и истории любой нации, не может ответить на этот вопрос. Даже последовательно рассматривая несколько периодов истории, мы обнаруживаем, что этот анализ по существу ошибочен. Почему? Потому что сама история иллюстрирует парадокс Парменида - парадокс соотношения одного и многих, представленный в знаменитом платоновском диалоге о философе из Элеи Пармениде. Этот диалог, путем отрицания альтернатив, то есть методом исключения, демонстрирует, что причинная реальность, лежащая по ту сторону явления или исторического периода, лежит вне него, лежит в том, что ограничивает частные явления или события.

Частный пример подчеркивает парадоксальную природу проблемы. В какой-то период кажется, что враги цивилизации способствуют разрушению монархии, в то время как в других случаях они же защищают монархию. Чтобы постичь истинную природу врага, нужно обнаружить те антигуманные аксиомы, которые лежат за пределами проблемы «монархии против революции».

Еще один пример. Нам часто задают вопрос: откуда вы взяли, что британцы, не обладая ощутимой материальной властью над миром, доминируют над Соединенными Штатами, не говоря уже о всей мировой истории?

Следуя методу Платона, который Линдон Ларуш и журнал «EIR» сознательно приняли с самого начала, единственный плодотворный подход к исследовательской работе - это изучение таких «противоречий», или «прерывностей» процесса. Те же, кто ограничивается поиском «благородных героев» и «негодяев» в истории, кто за деревьями не видит леса, обречены в один прекрасный момент обнаружить, что они оказались на крючке у корифеев разведки венецианско-британского типа. Тем, кто хочет творить историю и не позволяет водить себя за нос, полезно сосредоточиться именно на системе парадоксальных «прерывностей».

То есть, говоря по-русски, нужно изучать не историю каких-то там стран, и кирпично-цветметных веков, да ещё и датируемых наобум, как Бог черепаху, а нужно изучать весь массив истории одним куском ,вот тогда-то исторические события и встанут на свои места и будут разворачиваться и играть всеми гранями, давая действительно полезную информацию, и позволяя РЕАЛЬНО УЧИТЬСЯ на исторических ошибках...

Лорд Пальмерстон и трое его подручных

Повествует Уэбстер Г. Тарпли в качестве «хора» античной трагедии

1850 год. Викторианский Лондон - город Диккенса и Теккерея, Джона Стюарта Милля и Томаса Карлейля. Столица величайшей в истории человечества колониальной империи - с территорией и населением в одну четвертую - одну пятую часть земного шара. В мире есть и другие империи, управляемые французами, испанцами, португальцами. Но в середине XIX века все они - только сателлиты Британской империи. Великобритания - владычица морей, империя, в которой никогда не заходит солнце. Это новый Рим на берегах Темзы.

Королева Виктория с принцем Альбертом в ту пору занималась выращиванием новых отпрысков Саксен-Кобург-Готской породы, чтобы покорить императорские дома Европы. Спустя четверть века Виктория станет императрицей Индии - это будет наградой за ее труды. Но как бы ни была сильна королева, Британия по существу - не монархия. Это олигархия...

Вебстер Гриффин Тарпли - это нынешний американский публицист, историк и преподаватель, чьё мнение отличается от официальной версии, и который любит доставать грязное бельишко не только американцев, но и остальных соратников по "каплагерю", при этом, декларируя новизну подхода и уникальность своих исследований, продолжает оставаться в плену устоявшихся заблуждений и демонстрирует типичную приверженность к персонификации зла.

Упомянутая королева Виктория, пугавшая своими семитическими чертами лица и отличавшаяся недюжинными математическими и политическими способностями, имела в лице своего мужа, консорта Альберта, настоящего соратника и, можно сказать, открыла эпоху подавления финансово-торгово-промышленной аристократией родовой военно-наследственной знати. Я часто повторяю, что чисто технически матриархата, такого, как принято описывать в учебниках истории, не было. Эту утку запустили на пороге ХХ века лесбиянки, идея которых отчего-то пришлась по душе финансовым воротилам и на щедрые подачки была раздута до полного непотребства, апогеем которого стало движение суфражисток. Но если подходить непредвзято, XIX век и был самым натуральным веком матриархата. Не верите? Хорошо, давайте перечислю: королевы Португалии Изабелла-Мария (I) и Мария-да-Глория (II), королева Испании Изабелла(II), королева Великобритании Виктория, императрица Китая Цы-си, королева Кореи Мёнсон, королева Мадагаскара Расхуёрина, маратхская княгиня Лакшми-Бай или жена Ахилла Наполеона княжна Саломея Давидовна Дадиани, в общем, самый натуральный матриархат, нарушение салического закона и дискриминация по гендерному признаку...

Генри Темпл, третий виконт Пальмерстон, не чета Расселам, Гладстонам и Дизраэли. Сперва консерватор, позже - либерал, но неизменно - ученик Иеремии Бентама, он в течение тридцати пяти лет то премьер-министр, то секретарь по иностранным делам. В Лондоне его называют Лорд Купидон, поскольку он вечно в поисках новой дамы (а порой и двух дам одновременно). На континенте его называют Лорд Поджигатель. Венские школьники поют о нем песню: если есть у черта сын, это точно Пальмерстон. Его обиталище, где по вечерам проводятся спиритические сеансы, - здесь, между Биг Беном и Форин-Оффис.

1850 год. Лорд Пальмерстон прилагает усилия к превращению Лондона в центр новой, всемирной Римской империи. Это попытка покорить мир тем же способом, которым англичане уже покорили Индию - таким способом, который превращает каждую страну в марионетку, вассала и жертву британской имперской политики. Лорд Пальмерстон действует открыто. Он так и заявил в парламенте: где бы в мире не оказался британец, он может сделать все что угодно, ибо за ним - поддержка королевского флота. Civis romanus sum, каждый британец - житель нового Рима! - провозглашает лорд Пальмерстон, объявляя о создании всемирной империи.

В этих абзацах очень много пафоса и перегибов на местах, но общий смысл передан верно: залог будущих успехов Великобритании был заложен этим беспринципным неординарным человеком, достойным соперником Меттерниха и Нессельроде. Вот так выглядел этот незаурядный человек, заложивший основы для превращения третьесортной аграрной колонии Нидерландов в ведущую европейскую державу, владения которой раскинулись на всех 6 континентах.

Его фотографии показывают, что этот политик выглядел немного не так, как нам демонстрируют на рисованных картинах:

безжалостно брезгливое лицо аристократа, как и вызывающе лицо его соперника Беньямина Дизраэли, уже выражает то, что позднее будет названо "снобизмом". Бывший голландский оффшор стал тренеровочной площадкой для отработки правил новой жизни, где будет править капитал, и инкубатором для выращивания людей, которые позволят капиталу править миром.

Но в центрально-восточной Европе остается сильная сухопутная держава - Австро-Венгерская империя князя Меттерниха. Остается также огромная Российская империя под управлением вначале деспота Николая I, затем - реформатора Александра II. Остается королевство Пруссия. Всех их Пальмерстон предпочитает называть «деспотическими державами». Больше всех Пальмерстон ненавидел Меттерниха, основателя и идеолога системы Венского Конгресса. Меттерних возглавлял одно из самых жестких полицейских государств в истории. Говорили, что его государство держалось на стоящих по стойке «смирно» солдатах, сидящих бюрократах, стоящих на коленях священниках, и армии подкрадывающихся шпионов.

Чтобы править миром, Англия должна была взорвать Священный союз Австрии, России и Пруссии. Далее следовала задача - расчленить Оттоманскую империю.

Если не обращать внимания на актерский пафос автора и подачу своих наработок во множественном числе от третьего лица, в форме "говорили", общая информация создаёт правильный фон. Человек, названный здесь врагом лорда Пальмерстона, - Князь Клеменс Венцель Лотар фон Меттерних-Виннебург-Бейльштейн был всесильным канцлером Римской Империи.

Думаю необходимо сделать небольшой экскурс по реальной истории в связи с этим человеком, который стал прототипом, как минимум, сразу для двух "историй", античной и средней. В официальной античной истории канцл еров у нас нет, там у нас консул ы, ну, да бог с ними, в конце-концов, это одно и то же слово (по той же схеме, что и пара кайзер-цезарь), так вот, там он аж несколько раз засветился: то пополам земли поделит, то на четыре части, а то, прямо как в "средней" истории, на три части (Галльскую, Римскую и Полмирскую), изгалялся над империей, как мог, вражина. В медиевистике ему особо разгуляться не дали, разрешили только разок империю франков поделить на три части и баста, зато оставили собственное имя, и имя его части Срединное царство тоже на всякий случай оставили. А ещё придумщики "средних веков" были явно не среднего ума, и если по началу кажется, что они туго соображали в родственных связях, то это значит что они справились со своей задачей. Если тупо читать "среднюю" версию истории , то может вызвать недоумение, на каком основании из ляшонка Людки сделали папу всех "королей"? При том, что все остальные практически на своих местах, Лотарь I , как и положено, в центре, Людовик II Немецкий , тоже как положено, в Баварии, Карл II , обозванный лысым, тоже на своём месте, даже Пипке Водяному (Пипин Аквитанский) что-то там нарезали, а вот с Людкой как-то никак не выходило, слава интернету, свёл концы с концами... месяца через два.

Оказалось всё не просто, а очень просто, Людовика I Благочестивого (или франкского ВАРВАРского (БУРБОНского) короля Хлодвига) назначили отцом самого себя, "делателем королей", так сказать, звали удачливого прохвоста Станислас Ксавье Луи Фердинанд Лещинский, причём он же ещё и тесть самого себя (чуднЫ дела твоя, официальные историкии), но этого оказалось мало, и его, на всякий случай, ещё и короновали за 1000 лет до самого себя, причём под тем же именем. И как на зло Людочка оказался бездетный-прибездетный... а чтобы не портить легенду про бездетность и не вызывать подозрения в законности избрания королём его приемника, срочно приехавшего с Британских островов, когда старый король ужрался до смерти, Карлу срочно пришлось в официальных источниках уморить четверых "своих" старших братишек и сестричек в младенчестве, и отрубить голову своему "брату", но только шестнадцатому, сердитыми революционными руками, на всякий случай, а тут ещё старшенький помер, бедня-ааа-га (чуть сам не заплакал), ну, как после этого такому страстотерпцу отказать в троне, тем более что он всё честь по чести короновался в древнем Риме в Реймсском соборе 28 мая 1825 года даже на древнющей библии, написанной почему-то на славянском...ну, не умел Людовик-Станислас читать по-французски, ну, не было ещё тогда такого языка. А после коронации Карл Лысый конечно превратился в Карла Великого, сразу став "папой" своего помершего "старшего брата". В недолгую бытность свою Карлом Великим он успел повоевать с Абд-ар-Рахманом (хотя реально с Адурахманом воевал его преемник), в виде Карла пятого (на пятый год у власти) напасть на Алжир, напасть на Испанию (хотя вторжение-реконкиста было при его предшественнике), устроить фронду-Варфоломеевскую ночь, в результате которой он лишился власти, и якобы даже помер, в общем, на него навесили всех собак помаксимуму... но если смотреть на картину глазами человека первой трети XIX века, когда действовал Салический закон, и "родственные" связи определялись зачастую феодальной лестницей, где, к примеру, граф был "отцом" виконту, а маркиз (маркграф) был "старшим братом" тому же графу, а, к примеру, барон был "младшим братом" им обоим, вот тогда все эти хитросплетения родственных связей и одноимённые правители по всей Европе до развала Римской Империи в 1848 году на национальные государства смотрятся вполне естественно... в общем, у короля-консула-канцлера Лотаря Меттерниха был, чисто технически, свой "император "(это римский полководец с неограниченными на время боевых действий полномочиями ), даже два: гидроцефал (для тех, кто не знает, даже в начале ХХ века дети с таким диагнозом считались нежизнеспособными, а в XIX веке ничего, пацанчик 82 года прожил, как с куста, да ещё успел побыть императором (маршалом)) Фердинанд I, он же V, совсем недееспособный, который по непонятной причине якобы стал в 1835 году королём после якобы смерти якобы императора, якобы распустившего Священную Римскую Империю, по имени Франц Карл, почему-то весьма похожий на короля франков по имени Карл, и скромный эрцгерцог австрийский по имени... Франц Карл, который при ущербном братце скромно исполнял обязанности управляющего империей, но стал папой двум императорам - Максу Максиканскому и Францу-Иосифу... Нет, не Французскому, а австро-венгерскому, но не смотря на это, политика государства управлялась усилиями именно Меттерниха, не поленитесь, посмотрите ещё раз на фото - так выглядит настоящий римский консул... и постараюсь как можно меньше отвлекать от чтения текста автора, даже не смотря на то, что он отдаёт американской наивностью и незамысловатостью.

А в январе 1848 лорд Пальмерстон устроил восстание в Сицилии. Так начался год больших революций, который перевернул все европейские правительства, пошатнул все королевские дома. Меттерних и французский король Луи-Филипп сбежали в Лондон, где до сих пор играли в карты. В Италии шла война, в Австро-Венгрии - гражданская война, в Париже строили баррикады, по Германии прокатились народные волнения.

Единственным исключением была Россия. С помощью своего стратегического союзника Наполеона Третьего Пальмерстон готовится вторгнуться в Россию, что и случится через три года, и войдет в историю под названием Крымской войны. А затем лорд Пальмерстон вкупе с Джоном Стюартом Миллем и Британской Ост-Индской компанией начнут большой мятеж в Индии, который историки назовут Восстанием сипаев. Мусульманам скажут, что патроны смазаны свиным салом, индусам скажут: коровьим. Результат понятен. Чего добиваются британцы? Избавления от империи Великих Моголов и прямого управления Индией. Джон Стюарт Милль известен как автор трактата «О свободе…»

Англичане хотят поступить с Китаем так же, как с Индией. С 1842 Пальмерстон и Ост-Индская компания ведут «опиумные войны» против Китайской империи, заставляя Китай открыть свои порты для индийского опия. К этому времени у британцев уже есть Гонконг и другие «договорные порты». А в 1860-м они разграбят и сожгут летний дворец императора в Пекине.

На счёт самостоятельных действий британцев автор несколько совсем преувеличивает, даже глядя на официальную версию , становится ясно, что даже версия этой войны, написаная уже по итогам принятия "доктрины Трумэна", и превращении Америки в лидера, позволяет не так однозначно понимать слова автора, при этом абсолютно не упомянута роль России, о которой стараются говорить либо плохо, либо вообще умалчивают факты какого-либо участия России, и как результат об этом участии практически мало кто знает, впрочем, как и о том, что СССР в 1954 году... вступало в НАТО, но было исключено бывшими союзничками, так что американцев надо читать, но при этом не забывать про 50/50, о чем я говорил вначале...

В скором будущем британцы поддержат Наполеона III в его намерениях посадить великого герцога Габсбургского на трон эфемерной Мексиканской империи. Это будет названо «проект Максимилиана». Он тесно связан с планами Пальмерстона покорить единственные две нации, все еще способные ему противостоять - Россию Александра Второго и Соединенные Штаты Америки Авраама Линкольна. Лорд Пальмерстон становится демиургом Гражданской войны в США, идеологом раскола, который сослужил для конфедератов куда большую службу, чем Джефферсон Дэвис или Роберт Э. Ли. Когда эта война будет в разгаре, Пальмерстон разожжет антироссийский пожар в Польше. Отнюдь не ради самой Польши - ради начала войны Европы против России.

Но когда русский флот отправится в Нью-Йорк и Сан-Франциско, когда Роберт Ли будет разбит под Геттисбургом, а флаг Конфедерации приспущен в Виксбурге, британцы будут остановлены в нескольких шагах от цели. И все же британское владычество будет в силах развязать две мировые войны двадцатого века, а затем и третий мировой пожар в 1991 году, когда вспыхнет война на Балканах. Давайте взглянем на полтора века вперед с 1850 года. Поражения, потери, загнивание самой Британии не уменьшают ее роль доминирующего фактора во всех геополитических делах.

Как им это удается? Как удается кучке развратных аристократов на этом ничтожном островке строить козни против всего мира? Не верьте в сказки о «мастерской мира»; здесь есть некоторые фабрики, но англичане живут за счет ограбления колоний. Флот внушителен, но его возможности переоцениваются: он очень чувствителен к серьезным угрозам. Армия третьеразрядна. Но англичане научились от венецианцев тому, что самая большая сила в мире - это сила идей , и если вы в состоянии контролировать культуру наций, вы можете контролировать их образ мышления, и тогда политики и армии будут покорно выполнять вашу волю.

Взять, к примеру, лорда Пальмерстона. У «Пама» Форин Оффис, министерство внутренних дел (Хоум Оффис) и Уайтхолл, однако, когда ему нужно раздуть пламя революций, он прибегает к услугам агентов. Вот эта троица, три подставных лица - Джузеппе Мадзини, Луи Наполеон Бонапарт и Дэвид Эркарт. Эти трое стоят намного больше, чем флаг Соединенного королевства, породы английских бульдогов, королева Виктория, сухопутная армия и королевский флот. Скорее уж они - сердце Британской империи.

Мы познакомимся с ними поближе. Они часто сотрудничали в геополитических проектах. Однако их взаимоотношения не всегда были безоблачными. Их ставкой в игре было по-детски безграничное насилие. И ничего странного в том, что они то и дело подстраивали друг другу приключения с клеветой, с кинжалами и бомбами, и не только друг другу, но и самому августейшему лорду.

Хотел бы ещё раз напомнить, что всё это написано не злющим расейским националистом-антипиндостанцем за китайские юани, а стопроцентным американцем, патриотом своей страны! По сути, американцы - это никак не вырастающие дети, а устами ребёнка глаголит истина.

Террористическая революция Мадзини

При лорде Пальмерстоне Англия поддерживает революции во всех странах, кроме своей. А главный революционер в секретной службе Ее Величества - первое подставное лицо Пальмерстона, Джузеппе Мадзини. Он изготовил могучий коктейль из революционных идей - дьявольское варево, замешанное на призыве к бунту ради бунта. Отец Мадзини был врачом при отце королевы Виктории. Некоторое время Мадзини работал на карбонариев, которые были одним из ответвлений наполеоновского масонского лобби. Потом, в 1831, он основал тайное общество «Молодая Италия». Луи Наполеон Бонапарт перед тем, как стал президентом Франции, посылал свои статьи в его журнал. Лозунг Мадзини - Бог и Народ, Dio e Popolo, его смысл: народ - новый бог. Популизм становится эрзац-религией. Мадзини учит, что христианство развило человеческую личность, но его время, мол, прошло. Отныне субъектами истории являются не личности, а народы, понимаемые как разновидности рас. Нет неотъемлемых прав человека, утверждает он. Есть только Долг, долг мысли и действия на службе интересов национальных коллективов. «Свобода, - говорит Мадзини, - не есть отрицание авторитета; она лишь отрицает тех, кто не может выразить коллективную цель нации». Индивидуальной человеческой души нет - есть только коллективная душа. Католическая церковь, папство или любая другая институция, пытающаяся нести Бога человеку, должна быть, говорит он, упразднена. Каждая национальная группа, которую можно выделить, должна получить независимость и самоопределение во форме централизованной диктатуры. В грядущем веке многие идеи Мадзини дословно воспроизведут итальянские фашисты.

Понимаю, что Джузеппе Мадзини итальянец и генуэзец, ну, и всё такое, но хотел бы заострить внимание, что "Джузеппе" на ладино - это "Иосиф"; если кто-то помнит, Иосиф был приёмным отцом самого Иисуса Христа, а фамилия Мадзини пишется Mazzini, а маца - это священная иудейская лепёшка (что-то среднее между блином и армянской лепёшкой), ну, и ещё совершенно случайно отца Мадзини зовут Джакопо, то есть Яков...

Мадзини говорит, что у каждой современной нации имеется своя «миссия»: у англичан - развитие индустрии и колоний; у поляков - руководство славянским миром; у русских - цивилизация Азии. Французы обладают действием, немцы - философией и так далее. По какой-то странной причине не находится миссии для Ирландии, и поэтому Мадзини не поддерживает борьбу за ее независимость. Мадзини признает всего лишь одну монархию, поскольку она, мол, имеет глубокие корни в народе. Как вы уже догадались, речь идет о Викторианской Англии.

Предназначение Италии Мадзини видит в строительстве Третьего Рима; после Рима Императоров и Папского Рима должен возникнуть Народный Рим, а поэтому нужно, мол, избавиться от Папы. В ноябре 1848 вооруженные банды «Молодой Италии» вынуждают папу Пия IX бежать из Рима в Неаполь. В марте-июне 1849 Мадзини управлял Папской республикой как один из трех диктаторов (все они принадлежали к масонской ложе «Великий Восток»). Карательные отряды бесчинствовали в Риме, Анконе и других городах. Они грабили церкви, сжигали исповедальни. В день Пасхи в 1849 Мадзини устроил в Ватикане грандиозный шутовской спектакль - соорудил «новую Евхаристию» под названием «Паска Новум», где главные роли принадлежали ему самому, Богу и народу. Он намеревался основать собственную «итальянскую национальную церковь» по англиканскому образцу.

Гвардию мятежников возглавлял Джузеппе Гарибальди, вступивший в «Молодую Италию» в начале 1830-х. Однако французская армия, присланная другим приспешником Пальмерстона, Луи Наполеоном, выбила из города Мадзини, Гарибальди и их сторонников. Лорд Пальмерстон, однако, утверждал, что режим Мадзини в Риме был «лучшим из того, что было у римлян на протяжении веков».

Теперь Мадзини оказывается в Лондоне, где ему покровительствует лорд Эшли, граф Шефтсбери - фанатик-протестант, зять лорда Пальмерстона. Прямая связь Мадзини с финансами британского правительства осуществляется через Джеймса Стэнсфельда, младшего лорда Адмиралтейства и одного из руководителей британской разведки. В 1849 году Стэнсфельд финансировал «Римскую республику» Мадзини.

Тесть Стэнсфельда Уильям Генри Эшхерст является еще одним спонсором Мадзини, как и Джон Бауринг из Форин Оффис - «поджигатель» второй опиумной войны. Джон Стюарт Милль из Индия-Хаус - еще один из приятелей Мадзини. С ним близок также предтеча фашистов писатель Томас Карлейль ; у Мадзини роман с его женой.

Один из чиновников Меттерниха поясняет, что политика Пальмерстона была направлена на дестабилизацию положения в Италии, чтобы не допустить усиления Австрии, которое якобы причинило бы ущерб Англии. Роль Мадзини во Италии - это роль разрушителя, террориста, убийцы. Его специализация - подставлять под пули своих незадачливых последователей. Сам же он всегда выходит сухим из воды. Он беспрепятственно катается по континенту с фальшивыми паспортами; сегодня он американец, завтра - англичанин, послезавтра - раввин.

В 30-40-х гг. Мадзини начинал свою деятельность в Пьемонте, на севере, и в королевстве Обеих Сицилий на юге. В 1848, как только австрийцы были оттеснены, он устремился в Милан. Один из его агентов, генерал Раморино, позволил австрийскому генералу Радецкому обойти пьемонтцев и выиграть битву при Новаре. Раморино был казнен за измену, но Пьемонт проиграл первую битву за освобождение Италии. Король отрекся от престола, и Мадзини попытался взорвать Пьемонт восстанием в Генуе. В 1853 Мадзини устроит неудачное восстание против австрийцев в Милане, в основном для того, чтобы предотвратить русско-австрийский союз в Крымской войне . Еще через несколько лет Мадзини предпримет еще одно восстание в Генуе, снова пытаясь взорвать Пьемонт. В 1860 он вдохновит Гарибальди на поход в Сицилию, а затем развяжет гражданскую войну между режимом Гарибальди на юге и пьемонтским правительством Кавура на севере. В 1860 его вышвырнут из Неаполя как провокатора. К этому времени его будут ненавидеть, его имя станет ругательством, но британская пропаганда и британская поддержка останется за ним.

У Мадзини был отряд наемных убийц. В 1848 был шанс, что очень способный папский министр-реформатор Пелегрино Росси объединит Италию и решит римскую проблему конструктивно - через итальянскую конфедерацию, возглавляемую Папой, при поддержке Джоберти, Кавура и других пьемонтцев. Пелегрино Росси был умертвлен агентами Мадзини. Убийца был связан с лордом Минто, специальным послом Пальмерстона в Италии.

Два подставных лица Пальмерстона, Мадзини и Наполеон III, не раз атаковали друг друга. Напряжение между ними особенно возросло после разгрома Римской республики Мадзини. В 1855 агент Мадзини Джованни Пьянори попытается убить Наполеона III, и французский суд вынесет приговор Мадзини. Может быть, наполеоновские силы затмили англичан, запутавшихся в Крыму? Или британцев нервировал стальной военный корабль французов, какого у них самих не было? Так или иначе, попытки уничтожить Наполеона III финансировались фондом Тибальди, который был создан сэром Джеймсом Стэнcфильдом из Адмиралтейства и управлялся Мадзини. В феврале 1858 состоится еще одно покушение на Наполеона III, которое осуществит один из ближайших и наиболее известных мадзиниевских офицеров - Феличе Орсини. Наполеон поймет, что настало время идти войной на Австро-Венгрию. Война начнется в 1859.

Хотел бы здесь немного прояснить некоторые нелепицы автора. Дело в том, что Франция тогда была гегемоном, а Великобритания была пока второстепенной державой, которой управляли соперничавшие олигархические группировки поддерживавшие разные партии за границей, но несмотря на это, при любом раскладе британцы выигрывали и становились приютом для проигравших, чтобы иметь рычаг воздействия на победителей.

Этнические клетки в «зоопарке» Мадзини

Работа Мадзини на Британию распространяется далеко за пределы Италии. Подобно Форин-Оффис и Адмиралтейству, которым он служит, он сам распространяет свою деятельность на весь мир. Агентурная сеть Мадзини представляет захватывающую галерею организаций и персонажей. Здесь агенты и введенные в заблуждение простаки, профессиональные убийцы, попутчики и криминальные типы. Это сборище было бродячим публичным скандалом. Леопольд Саксен-Кобург-Готский, король Бельгии, жаловался своей племяннице королеве Виктории: «У вас в Лондоне что-то вроде зверинца - всякие Кошуты, Мадзини, Легранжи, Ледрю-Ролены, и так далее… которых периодически спускают на континент, чтобы там невозможно было достичь ни покоя, ни процветания…»

Действительно, 21 февраля 1854 года вся эта публика соберется в доме американского консула Джорджа Сэндерса: Мадзини, Феличе Орсини, Гарибальди, Л.Кошут, Арнольд Руге, Ледрю-Ролен, Стэнли Уорсел, Александр Герцен и будущий президент США , изменник Джеймс Бьюкенен. Там будет присутствовать также член семьи финансистов Пибоди из Бостона.

Таким образом, Мадзини был служителем универсального человеческого зоопарка. Зоопарк Мадзини поделен на павильоны - по одному экземпляру на этническую группу. В обычном зоопарке имеется слоновник, обезьянник, пруд для крокодилов и т.д. У Мадзини - Итальянский вольер, венгерский, русский, польский, американский. Заглянем в эти вольеры.

Итак, «Молодая Италия» основывается в 1831, привлекая юного моряка Джузеппе Гарибальди и Луи Наполеона. Вскоре образуется «Молодая Польша»; в числе ее активистов - Лелевеля и Ворцеля. Далее следует «Молодая Германия»; представленная Арнольдом Руге, который публикует статьи некоего «красного республиканца» Карла Маркса. Это над этой «Молодой Германией» подшучивает Генрих Гейне. В 1834 Мадзини основал «Молодую Европу», в которую вошли итальянцы, швейцары, немцы и поляки. «Молодая Европа» преподносилась Мадзини как Священный союз Народов, в пику меттерниховскому «священному союзу деспотов». К 1835 году существовала «Молодая Швейцария». В том же году Мадзини «спустил на воду» «Молодую Францию». Здесь «светоч» - Ледрю-Ролен, который позже станет министром внутренних дел в недолговечной Второй Республике (1848). Была также «Молодая Корсика», представленная мафией.

К концу века мы получим «Молодую Аргентину» (основанную Гарибальди), «Молодую Боснию», «Молодую Индию», «Молодую Россию», «Молодую Армению», «Молодой Египет», «Молодых Чехов», а также аналогичные группировки в Румынии, Венгрии, Болгарии и Греции. Мадзини особенно заинтересован в сооружении южно-славянской федерации с центром в Белграде, и для этой цели содержит сербскую организацию. Пройдет время, и в 1919 году в Версале, с участием ученика Мадзини Вудро Вильсона, пройдет мирная конференция. Но американская масонская группа уже изо всех сил готовится проталкивать жирного Франклина Пирса на президентских выборах 1852 года. Эта группа, лоббирующая сторонника рабовладения Пирса, представляет радикальное крыло Демократической партии США. Она также именует себя «Молодой Америкой». Потом возникнет и «Молодая Турция» (младотурки). Есть и еврейская группа, называющая себя иногда «Молодой Израиль», иногда «Б’най Б’рит» .

Я не зря выделил название этой "конторы"; вот официальная версия этой организации , и так же, как и в истории с "Бундом ", никуда не прячущиеся и буквально лежащие на поверхности, они никому не заметны, никому не известны, и ни у кого к ним никаких претензий, они есть... а их как бы и нет, даже тут автор пыжащийся понаразоблачать направо-налево приводит их как бы в шутку.

Надеюсь, все помнят, что самые злющие изверги-антисемиты у нас немецкофашисты? Посмотрите, это парад "Бунда" в Нью-Йорке, вы уверены, что знаете всё? И ещё вопрос: кто-нибудь помнит организацию, которая занималась отправкой иудеев с территории США, начиная с 80-х годов XIX века, на историческую родину в пустыню нынешней Палестины, нет? Я напомню, это акционерное общество именуется "Свидетели Иеговы". Сейчас эта колоссальная преуспевающая рабовладельческая корпорация имеет несравненно более широкие интересы, но для всех она лишь скромное "Общество изучения Библии"...

Почему мы называем сообщество, созданное Пальмерстоном и Мадзини, зоопарком? Потому что для Мадзини, животное, биологическое, первобытное начало в человеке превыше всего. У него нет понятия о национальной общности, объединяемой развитым языком и классической культурой, к которой то или иное лицо может приобщиться в результате политического выбора. Мадзини приравнивает нацию к расе. Раса неизменна, как приговор. Это вопрос крови и почвы. Кошки дерутся с собаками, французы с немцами, и так без конца. Для него эта ненависть - самоценный объект.

Каждая из организаций, созданных Мадзини, требует немедленного национального самоопределения для своей этнической группы, развивая агрессивный шовинизм и экспансионизм. Любимый конек Мадзини - Императив Территории. Все помешаны на вопросе о границах своей территории, и каждый по-своему саботирует проблемы экономического развития. И каждый стремится подчинить себе и подавить остальные этнические группы, преследуя собственное мистическое предназначение. Это расистская заповедь Мадзини - заповедь вселенской этнической чистки.

Теперь перейдем из итальянской клетки в венгерскую. Здесь главный экземпляр - Лайош Кошут, лидер венгерского восстания 1848-49 гг. и поборник «свободной торговли». Он требовал для венгров равного статуса с австрийцами в Австрийской империи. Но в составе империи Габсбургов было много других национальных меньшинств - поляки, украинцы, немцы, сербы, румыны, хорваты и другие. Разве они меньше нуждались в политической и культурной автономии? Кошут, однако, запретил на отвоеванной им территории употреблять славянские и романские языки. Естественно, что он вступил в кровавый спор с иллирийским движением за Великую Хорватию и с вооруженными силами хорватского лидера Еллачича. Кошут конфликтовал и с сербами. Дело в том, что Мадзини обещал одни и те же территории венграм, иллирийским хорватам и сербам. Так возник «трансильванский вопрос», когда претензии на одну и ту же территорию были предъявлены одновременно венграми и «Молодой Румынией» Димитрие Голеску - другого агента Мадзини. «Молодая Румыния» строила планы возрождения королевства Дакии в границах времен римского императора Траяна. Таким образом, «Молодая Венгрия» и «Молодая Румыния» были обречены на войну за Трансильванию, которая и состоялась в 1849. Непрерывная борьба венгров с хорватами, венгров с сербами, венгров с румынами помогла Габсбургам спасти свое полицейское государство с помощью русской армии.
Поборники этнических мифов идут войной не только на Габсбургов и Романовых, но и друг на друга. То же самое можно наблюдать и в польской и русской «клетках».

Демонизация Мадзини и попытка сделать из него этакого всемогущего Доктора Мориарти у грамотного человека может вызвать только снисходительную улыбку, она уводит автора даже от главного пугала, которое он сам выбрал себе в жертвы, от лорда Пальмерстона, я предупреждал, что американцы, как дети, любят страшные сказки, быстро пугаются и так же быстро находят себе новое пугало, забывая о старом...

В орбиту деятельности «Молодой Польши» вовлекается и поэт Адам Мицкевич,

которого Мадзини «обрабатывает» в 1849 году во время «Римской республики». Мицкевич утверждает, что Польша страдала больше всех наций и поэтому она как бы «Христос среди наций». Мечта Мицкевича - объединить всех западных и южных славян против «северного тирана», «северного варвара». Имеется в виду Россия. Программа «Молодой Польши» сталкивается с «Молодой Германией» в вопросе о территории Силезии.

Тем временем анархист Михаил Бакунин и идеолог-аристократ Александр Герцен создают прообраз «Молодой России». Герцен вступает в контакты с бароном Джеймсом Ротшильдом в Париже.

После окончания Крымской войны он начнет издавать «Полярную звезду» и «Колокол», специализирующиеся на разглашении государственных тайн Российской империи . Его явная мишень - император Александр II, союзник Линкольна. Герцен печатает панславистские проповеди Бакунина, которые предполагают доминирование России над другими славянскими народами. «Из океана крови и огня подымится Москва и станет путеводной звездой революции, освобождающей человечество», - пишет Бакунин. Если Мадзини делает ставку на стилет, то Бакунин - на «крестьянский топор», который сокрушит «немецкий» режим в Петербурге. Герцен активно дискредитирует Александра II, проводящего реальную реформу в России , так не устраивающую британских империалистов. Промышленному и технологическому прогрессу он противопоставляет идиллию исконной славянской деревни, мира с общинным землевладением и артельным ремесленничеством. Мир, конечно, никогда бы не построил Транссибирскую железную дорогу. Но Герцен представляет при этом Россию как «центр кристаллизации» всего славянского мира. Почему-то считаясь «западником», Герцен абсолютно враждебен западной цивилизации. Он мечтает о «новом Аттиле», неважно, русском или американском, который уничтожил бы старую Европу. В момент, когда британская агентура чуть было не добивается полной победы, Герцен поддерживает спровоцированное Пальмерстоном польское восстание 1863 года, и теряет большинство своих читателей. Когда закончится Гражданская война в Соединенных Штатах, британцы перестанут нуждаться в Герцене и сделают ставку на нигилистов из «Народной воли», которые убьют Александра II, а затем на русских легальных марксистов. Но уже в конфликтах между шовинистами разных наций, воспитанными Мадзини, видны истоки побоища Первой мировой войны.

Заглянем в североамериканскую «клетку» зоопарка. «Молодая Америка» была провозглашена в 1845 Эдвином де Леоном, выходцем из семьи евреев-рабовладельцев в Чарльстоне (Южная Каролина). Эдвин де Леон станет в дальнейшем одним из руководителей шпионской сети южан (Конфедерации) в Европе. «Молодую Америку» возглавляет Джордж Н. Сэндерс, будущий редактор «Демократического обозрения». Мечта «Молодой Америки» - экспансия рабовладельческой империи в Мексику и Карибский бассейн. На выборах 1852 года «Молодая Америка» поддержит «темную лошадку» Франклина Пирса против патриота Уинфилда Скотта, лидера партии вигов, которая исчезнет. Агенты «Молодой Америки» займут важные посты в Лондоне, Мадриде, Турине и других европейских столицах. Здесь они будут поддерживать Мадзини и его приспешников.

В США у Мадзини есть связи как с южанами-рабовладельцами, так и со средой радикальных аболиционистов типа Уильяма Ллойда Гаррисона. Во время Гражданской войны Мадзини будет одновременно агитировать за освобождение негров и за разрушение Штатов, проводя лондонскую сецессионистскую линию. Это вскроется во время вояжа Лайоша Кошута в Соединенные Штаты в 1851-1852 гг. Кошут приедет в сопровождении «денежного мешка» Мадзини - тосканского масона Адриано Лемми. Накануне Крымской войны, когда Пальмерстон будет прилагать все усилия к изоляции России, Кошут объявит, что Россия - «Древо Зла и Деспотизма» в Европе. Он возложит на Россию даже вину за войны в Италии. Несмотря на старания Кошута, Соединенные Штаты останутся единственным сторонником России в Крымском конфликте (Кошут же настаивает на присоединении Штатов к Англии и Франции в войне против России).

Кошут, однако, воздерживается от призывов к ликвидации рабовладения в Штатах. Поддерживая контакты с южанами, он настаивает на захвате Кубы, что вполне соответствует сецессионистскому сценарию.

Поскольку лорд Пальмерстон прекрасно понимает, что его подрывные методы всегда будут вызывать негодование со стороны некоторых тори и блюстителей общественного приличия, он по существу создал карманную оппозицию , возглавляемую Эркартом. Вообще нелепое поведение Эркарта дискредитирует возглавляемую им оппозицию, что, собственно, и требовалось Пальмерстону. Что касается рабочих, то они, забывая о своих реальных проблемах, переключались на ненависть к русским (по существу, Эркарт был прообразом американского сенатора Маккарти).

Эркарт воспевал идеал «доброй старой Англии», средневековую буколическую идиллию, прославляя времена, когда не было торговли и фабрик, но люди были сыты и одеты.

Не слишком ли знакомы такие соображения о докапиталистических экономических формациях? В газете Эркарта постоянным автором стал Карл Маркс. Маркс уважает Эркарта: по словам самого Маркса, пожалуй, никто не оказал на него такого влияния, как Эркарт, который тем самым является основоположником современного коммунизма. Беседы с Эркартом стали толчком к написанию «Капитала». Маркс даже сочинит «Жизнь лорда Пальмерстона», основанную на бредовой идее Эркарта о том, что лорд - агент влияния русских. Это характеризует способности самого Маркса к политическому анализу. Эркарт внушает Марксу, что капитализм не дает реальной абсолютной прибыли, а технический прогресс приводит к снижению роста прибыли.

Эркарт также работал с Лотаром Бюхером, доверенным лицом вначале германского рабочего лидера Ф.Лассаля, потом - самого Отто фон Бисмарка. Его следы обнаруживаются и во Франции, где он основал объединение правых католиков. Он встречался с папой Пием IX и присутствовал на Первом ватиканском Соборе в 1870 г. как представитель Оксфордского движения кардинала Ньюмена. skunk69

Генри Джон Темпль Пальмерстон

Пальмерстон (Palmerston), Генри Джон Темпл (20.Х.1784 - 18.Х.1865), граф, - английский политический деятель. Родился в аристократической семье. Образование получил в университетах Эдинбурга (1803) и Кембриджа (1806). Политическую карьеру начал в 1806 году, вначале примыкая к тори, а с 1830 года - к вигам. Член палаты общин 1807-1865 годов. В 1807-1809 годы - чиновник Адмиралтейства, в 1809-1829 годы - министр по военным делам. В 1830-1841 и 1846-1851 годы - министр иностранных дел. В 1852-1855 годы - министр внутренних дел. В феврале 1855 – 1865 годы (с коротким перерывом) - премьер-министр. В области внутренней политики Пальмерстон провозгласил отказ от всяких реформ. Внешняя политика Пальмерстона унаследовала принцип английской дипломатии 18 века - поддерживать расчленение Европы на группы враждующих между собой и, следовательно, ослабляющих друг друга держав (принцип «равновесия сил»). Вместе с тем Пальмерстон опирался на возросшую экономическую мощь Англии, которая, по его мнению, достигла к середине 19 века идеального состояния, и, прикрываясь фразами о том, что миссия Англии - распространять конституционные свободы в абсолютистской Европе, содействовал внешнеполитической экспансии английской буржуазии. В международных спорах самым сильным аргументом Пальмерстона была угроза ввести в действие английский флот. При этом Пальмерстон трезво учитывал силы противника и нередко, если ему противостоял сильный враг, ограничивался эффектными угрозами, не предпринимая активных действий. Политика Пальмерстона в отношении России определялась опасением роста ее могущества, усиления ее влияния в Османской империи и распространения владений России в сторону Индии. Вскоре после начала Крымской войны 1853-1856 годов Пальмерстон выступил за вытеснение России из Дунайских княжеств, предлагал захват Севастополя, отторжение ряда частей Российской империи. После падения Севастополя Пальмерстон требовал продолжения войны. В последующие годы Пальмерстона беспокоили намерения Наполеона III установить свою гегемонию в Европе. В связи с этим, на завершающем этапе объединения Италии он заявил о поддержке политики Кавура в деле объединения страны под эгидой сардинской династии, высказывался за уход австрийцев из Северной Италии. В период правления Пальмерстона англо-французские противоречия обострились также на Ближнем Востоке (например, по вопросу о Суэцком канале с 1854 года, когда английское правительство выступило против осуществления французского плана постройки канала) и в других частях земного шара. Во время гражданской войны в США 1861-1865 годов правительство Пальмерстона проводило вначале (особенно в 1861-1862 годы) политику поддержки южан, однако, в конечном счете, под давлением английского рабочего класса вынуждено было отказаться от вмешательства в пользу южан. Правительство Пальмерстона содействовало расширению английской колониальной империи (завершение в 1849 году завоевания Пенджаба, отторжение от Бирмы в результате войны 1852 года области Пегу, захват в 1854 году Белуджистана и т. д.). Правительство Пальмерстон подавило Индийское народное восстание 1857-1859 годов, участвовало в подавлении Тайпинского восстания и др.

Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. - М.: Советская энциклопедия. 1973-1982. Том 10. НАХИМСОН - ПЕРГАМ. 1967.

Пальмерстон, Генри Джон Темпль (1784-1865), виконт-английский государственный деятель и дипломат. Пальмерстон вступил в палату общин в 1807 году в качестве члена партии тори от "гнилого местечка" Ньютаун (на о. Уайт). Благодаря своим связям он был в 1808 году назначен младшим лордом адмиралтейства, а в 1809 году занял пост помощника военного министра. На этом посту он пробыл 20 лет, ни разу не выступая по вопросам внешней политики. В 1830 году Пальмерстон перешёл в партию вигов, объявив себя сторонником избирательной реформы. Премьер лорд Грей предоставил ему пост министра иностранных дел. В 1830-1841 и 1846-1851 годы Пальмерстон стоял во главе иностранного ведомства, но и после этого в качестве министра внутренних дел, а затем и премьера он продолжал руководить английской внешней политикой - вплоть до своей смерти.

Пальмерстон считал полезным для интересов Англии сохранять целостность Оттоманской империи, представлявшей выгодный рынок для сбыта английских товаров, источник сырья и военно-политический барьер как против России, так и против Франции в её попытках укрепиться в Египте. В то же время Пальмерстон рассматривал территорию Оттоманской империи как удобный плацдарм для дальнейшей экспансии Англии на Востоке. Выдвинутый Англией принцип "целостности" Оттоманской империи не помешал англичанам захватить в 1839 году Аден и стремиться к установлению своего господства также и над другими оттоманскими владениями. Главным противником Англии Пальмерстон всегда считал Россию. Следуя примеру Питта Младшего, учеником которого он себя называл, Пальмерстон прикрывал своё служение интересам английской экспансии высокопарными речами о "защите цивилизации". Как раз в начале 30-х годов англо-русские противоречия стали обостряться в связи с успехами, которые к этому времени одержала русская дипломатия на Ближнем Востоке (см. «Адрианопольский мирный договор 1829 года и Ункяр-Искелесийский договор 1833 года »). Стремясь лишить Россию её преимущественного положения в Турции, Пальмерстон поставил своей главной дипломатической задачей "растворение" Ункяр-Искелесийского договора в "соглашении более общего характера", т. е. предоставление султану коллективной помощи вместо помощи со стороны одной России. Этим он одновременно связывал руки Франции, которая поддерживала Мухаммеда Али (...) против султана. Пальмерстон в значительной степени добился своих целей заключением двух Лондонских конвенций - 1840 и 1841 годов. Методы, к которым прибегал Пальмерстон в переговорах, в особенности его грубые манеры, надменный, повелительный тон, имевшие целью запугать противника, создавали постоянную напряжённость отношений между Англией и другими державами. О Пальмерстоне говорили, как о поджигателе войны, как об "опасном министре".

После падения министерства Мельбурна (1841) Пальмерстон был 5 лет в оппозиции. Когда в июле 1846 было создано новое правительство вигов, Пальмерстон снова стал министром иностранных дел, причём было официально заявлено, что премьер будет строго контролировать его действия. На деле этот контроль, однако, не осуществлялся, ибо именно Пальмерстон являлся верным выразителем хищнических стремлений английской буржуазии. Это с особенной яркостью проявилось в его нашумевшем выступлении в палате общин о действиях английского флота против Греции с целью поддержки денежных претензий финансиста-авантюриста дона Пасифико (1850). В этой пятичасовой речи Пальмерстон с полной откровенностью изложил основные принципы английской внешней политики. Английский подданный, утверждал он, - это своего рода гражданин древней Римской империи. Сильная рука английского правительства должна оказывать ему покровительство и защиту в любом уголке земного шара. Английская буржуазия стала с тех пор почитать Пальмерстона как национальную фигуру, называя его "великий Пам". Эту же политику защиты английских колониальных грабителей Пальмерстон применял и в затеянной им "опиумной войне" с Китаем (1839-1842).

Прикрываясь ханжескими фразами о своей приверженности демократическим принципам, Пальмерстон играл глубоко реакционную роль по отношению к демократическим движениям на континенте. В течение ряда лет английская полиция по распоряжению Пальмерстона перлюстрировала переписку эмигрантов, выдавала их планы правительствам и высылала их под всякими предлогами. Слишком откровенная реакционность Пальмерстона порою компрометировала его партию. После того как он (в декабре 1851 года) за спиной своего правительства выразил французскому послу удовлетворение государственным переворотом Луи Наполеона и в то же время в резких выражениях порицал английского посла в Париже за то, что тот не поспешил поздравить нового диктатора Франции с удачным исходом его авантюры, Пальмерстон был уволен из кабинета. Этим инцидентом была закончена его карьера в качестве министра иностранных дел.

В кабинете лорда Эбердина (1852-1855) Пальмерстон занимал пост министра внутренних дел. В годы, предшествовавшие войне с Россией, Пальмерстон оказывал провокационное давление на правительство. Министром иностранных дел был лорд Кларендон, полностью находившийся под влиянием Пальмерстона. Послом в Турцию с широкими полномочиями был назначен личный друг Пальмерстона Стратфорд-Каннинг (...), применивший для обострения русско-турецкого конфликта метод прямой фальсификации (сообщая в Лондон о содержании русской ноты Турции, Стратфорд заменил в английском переводе слова этой ноты о праве России "делать представления" словами "давать приказания"). Объявление Турцией войны России в октябре 1853 года было результатом прямого подстрекательства со стороны агентуры Пальмерстона. Из тактических соображений, чтобы ещё больше закрепить своё влияние в кабинете, Пальмерстон в декабре 1853 года внезапно подал в отставку. За этим последовала инсценированная им бурная газетная кампания в пользу "честного патриота", которого "выжили из правительства". Пальмерстон вскоре с триумфом вернулся в кабинет, чем было предрешено вступление Англии, а вместе с ней и Франции в войну. Являясь душой антирусской коалиции, в которую он хотел вовлечь всю Европу, Пальмерстон составлял широкие планы расчленения России. 11-месячная героическая оборона Севастополя сорвала эти планы и вызвала разлад между союзниками. Французы, которые несли колоссальные потери, не прочь были найти выход из войны. Но Пальмерстон, ставший в феврале 1855 года премьером, прилагал все усилия, чтобы затянуть войну и осуществить свой план ослабления России. На Парижском конгрессе 1856 года (...) Пальмерстон стремился навязать России тяжелейшие и унизительные условия. Искусство русской дипломатии, сумевшей разбить единый фронт своих противников, в значительной мере обезвредило планы Пальмерстона.

В 1863 году, во время польского восстания , Пальмерстон бурно демонстрировал свои симпатии к Польше. На деле Пальмерстон был равнодушен к судьбе поляков; он лишь стремился побудить Францию к дипломатическому выступлению в их пользу, чтобы тем самым сорвать начавшееся русско-французское сближение.

В угрожающих нотах от 17. IV и 13. VII Англия, Австрия и Франция требовали предоставления полякам политической самостоятельности. Эти дипломатические атаки были отбиты Горчаковым (...), но цель Пальмерстона - ухудшение русско-французских отношений - была достигнута. Вслед за тем, в сентябре 1863 года, министр иностранных дел Россель заявил, что "ничто не заставляет Англию начать из-за Польши войну с Россией".

Последним проявлением пальмерстоновской политики подстрекательства других стран к войне за английские интересы была позиция, занятая Англией во время шлезвиг-голштинского конфликта между Данией с одной стороны и Австрией и Пруссией - с другой (1864). Пальмерстон всячески обнадёживал датского короля Христиана IX обещаниями помощи, провоцируя его на сопротивление. Когда же Дания, рассчитывая на эту помощь, отклонила ультимативные требования Австрии и Пруссии, она оказалась в одиночестве и подверглась военному разгрому.

Ещё в начале 50-х годов К. Маркс дал Пальмерстону следующую характеристику: "Он перенял, как наследство от Каннинга, теорию о миссии Англии распространять конституционализм на континенте, и потому у него никогда не бывает недостатка в поводах для того, чтобы возбуждать национальные предрассудки, противодействовать революции на континенте... Будучи торием по происхождению, он все же сумел ввести в управление иностранными делами весь тот клубок лжи, который составляет квинтэссенцию вигизма. Он прекрасно умеет соединять демократическую фразеологию с олигархическими воззрениями... он умеет казаться нападающим, когда на самом деле потворствует, и обороняющим, когда на самом деле предает ". Вся деятельность Пальмерстон является подтверждением этой характеристики.

Дипломатический словарь. Гл. ред. А. Я. Вышинский и С. А. Лозовский. М., 1948.

Далее читайте:

Исторические лица Англии (Великобритании) (биографический справочник).

Англия в XIX веке (хронологическая таблица)

Сочинения:

Gladstone and Palmerston. The correspondence with Gladstone (1851-1865), L., 1928.

Литература:

Маркс К., Лорд Пальмерстон, К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 9; Guedalla Ph., Palmerston, L., 1926; Bell H. С. F., Lord Palmerston, v. 1-2, L., 1936; Webster С. К., The foreign policy of Palmerston 1830-1841, v. 1-2, L., 1951; Temperley H. W. V., England and the Near East, v. 1 - The Crimea, L., 1936.

© В.Н. Виноградов

В.Н. Виноградов

Виноградов Владилен Николаевич - доктор исторических наук,
главный научный сотрудник Института славяноведения РАН.

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект 04-01-00079а).

Генри Джон Темпль виконт Пальмерстон (1784-1865) входит в десятку самых выдающихся государственных мужей Великобритании всех времен. Если бы в XIX столетии существовала книга рекордов Гиннесса, он вошел бы в нее, и не в одной номинации. Ему принадлежит первенство по времени пребывания в правительстве - более полувека, в том числе на посту министра иностранных дел - 16 лет, в должности премьера - 10. Он - третий в списке ветеранов палаты общин, лишь два знаменитых парламентария, В.Ю. Гладстон и У.С. Черчилль, ему предшествуют. 35 лет Пальмерстон представлял правящую Великобританию в ее противоборстве с царским самодержавием за влияние на Балканах и в Европе в целом. Он - один из главных виновников Крымской войны. Тогда его имя стало известно в России - и в крестьянской избе, и в казарме рабочего люда. По стране распространялись незатейливые стишки:

Сплотить коалицию держав против России представлялось делом трудным, почти что невозможным, она не имела претензий ни к кому, хотела жить со всеми в мире. И все же войну удалось разжечь при самом активном участии Пальмерстона.

Генри Джон появился на свет в богатой и знатной семье. Пальмерстоны считались ирландскими пэрами, основные их земли располагались на Изумрудном острове, но родители Генри проживали постоянно в Англии. Наследственного места в палате лордов семья не имела. Мальчик получил обычное в среде элиты образование: закрытая школа в Гарроу; обучение в Эдинбургском университете по принятым для тогдашней аристократии канонам с упором на изучение древних языков, греческого и латыни, и античной культуры. Известны сочинения юного Генри, посвященные Эврипиду, Ксенофонту, Эвклиду. Знакомился он и с историей, проявлял интерес к математике и химии, посещая лекции по этим предметам. С детства знал французский язык не хуже родного, говорил по-итальянски, приступил к изучению немецкого, но не одолел. Занимался спортом - он стал хорошим наездником, стрелком, пловцом, с увлечением предавался охоте.

Не закончив курса, Генри перебрался в Кембридж, где, по собственным словам, забыл то, чему обучался в Эдинбурге, но зато научился гребле. Он, конечно, кокетничал, так как был образованным человеком, хотя ученой степенью не обзавелся.

Ему исполнилось 23 года, он принадлежал к истеблишменту, управлявшему страной, и пора было подумать о карьере. Чтобы занять высокий пост, следовало обзавестись местом в палате общин.

Великобританией, слывшей тогда мастерской мира, безраздельно управляли несколько сотен крупных землевладельцев - лэндлордов. Избирательные округа были нарезаны еще в начале XVII в. при короле Якове (Джеймсе). С тех пор страна пережила промышленную революцию, захирели старые города, вознеслись новые индустриальные центры. Бирмингем, Манчестер и Шеффилд депутатов не избирали, зато существовали "гнилые местечки", совсем захиревшие, иногда даже обезлюдевшие, но посылавшие своих "представителей" в парламент, и местечки "карманные", в которых голосами десятка-другого избирателей распоряжался местный землевладелец. Широко распространилась практика продажи мандата в палату общин, имелись округа дорогие и дешевые.

В 1807 г. Пальмерстон с присущим молодости задором решил штурмовать Кембридж, что означало большие расходы - здесь голосовали выпускники университета, их надо было доставлять туда из Лондона. Заботу о переезде взял на себя Пальмерстон. Съезжались семьями - почему бы не развлечься за чужой счет? Кандидат в депутаты танцевал до упаду с женами и дочерьми избирателей, но места себе не обеспечил, набрав в три раза меньше голосов, чем соперник. Осечка произошла и в другой раз в Хоршеме, где он пытался уловить голоса избирателей в пабе, щедро угощая их пивом и виски. И тогда Генри Джон пошел проверенным путем. Ему рекомендовали верное место от "карманного" городка Ньюпорт на острове Уайт: всего 24 избирателя, из них половина в отъезде. Владелец, некто Л. Холмс, в дополнение к востребованной круглой сумме денег предъявил кандидату одно, впрочем, крайне необременительное условие: тот не должен был показываться в Ньюпорте. Пальмерстон был "избран" в мае 1807 г. с соблюдением всех процедурных формальностей.

В Лондоне молодого парламентария ожидало место младшего лорда Адмиралтейства, он принадлежал к той элите, у отпрысков которой рядом с колыбелью стояло кресло министра. При очередной пертурбации правительства в октябре 1809 г. он стал военным министром. Значение этой должности переоценивать не следует: эполетов Пальмерстон не носил и никем не командовал. Британская армия походила тогда на дитя, окруженное семью няньками. Ею ведали: статс-секретарь (он же министр) по военным делам, главнокомандующий, генеральный штаб, артиллерийское управление, а денежное довольствие солдатам и офицерам выдавало казначейство. Пальмерстон служил связующим звеном между армией и обществом, представлял в парламенте главкома и отвечал за исполнение тех статей бюджета, что относились к нуждам армии. Знакомая дама выразилась о занятиях статс-секретаря так: "Это место служит чем-то вроде семинарии для начинающих политиков: следует радоваться, что оно отвратит его лордство от флирта, подобно тому, как оно отвратило его предшественника от игры в карты" .

Генри Джону 25 лет, он высок, строен, красив - брюнет с голубыми глазами; прозвище в свете - Купидон , знатен, богат, умен, галантен, остроумен - чего же боле? Девичьи сердца замирали, глаза их мамаш разгорались - ну чем не жених?

Но у него произошла судьбоносная встреча с "леди К.", молоденькой графиней Каупер, урожденной Лэм, дочерью первого виконта Мелборн. Правда, в свете мало кто считал его подлинным отцом ввиду всем известной ветрености матери, леди Элизабет. Дочь унаследовала легкомыслие родителей и не считала брачные узы цепями. В 18 лет она вышла замуж за графа П.Л. Каупера, человека богатого и знатного, но пассивного и вечно скучавшего. На первых порах новобрачной льстило положение хозяйки богатого поместья, но оно быстро надоело, и вокруг появились молодые денди, в их числе Генри Джон. В марте 1809 г. они были замечены вместе на балу. И с тех пор холостяк Пальмерстон, хоть и не с образцовым постоянством, порхал, по замечанию одного из биографов, вокруг Эмили. Связь не прерывалась 30 лет, что свидетельствовало о силе чувства, пока они не вступили в брак. На Тристана и Изольду возлюбленные не походили и от тоски не чахли. Они были детьми ерадостного века Просвещения с его легкостью нравов. Плотские утехи в стороне от уз Гименея назывались тогда "наслаждением натуральным".

Они хранили верность в сердцах, но постоянством не отличались. "Что бы обо мне не говорили, - свидетельствовала Эмили, - я - хорошая мать и хорошая дочь". О муже и возлюбленном - ни слова. Молва приписывала ей немало увлечений, среди ее мимолетных избранников называли и имя российского дипломата К.О. Поццо-ди-Борго. Любовной переписки Генри Джон и Эмили не вели (или ее не сохранилось), и биографам пришлось по крупицам собирать сведения об их встречах. В 1816 г. Пальмерстон в ранге министра прибыл на континент и вместе с царем Александром I и герцогом А. Веллингтоном принимал парад союзных войск. Его ожидали в Париже, но он миновал столицу и через Лион отправился в Швейцарию и Италию, сопровождая путешествовавшую Эмили. На обратном пути он вспомнил о долге и в Сен-Сире присутствовал на смотре британской кавалерии. Променад не остался незамеченным, и одна светская дама изрекла: "Я убеждена - это на всю жизнь" . В том же году между влюбленными произошла серьезная размолвка. Пальмерстон взревновал подругу к итальянцу, маркизу Сан-Джулиано. Последовали объяснения, порой бурные. Свои дневниковые записи, касавшиеся душевных порывов, Генри Джон делал по-итальянски, считая этот язык более выразительным, нежели английский. Огня в костер его ревности добавляли анонимные письма, сочиненные, видимо, соседями Эмили по поместью.

Да и сам Генри Джон был не без греха. Известно, что он арендовал дом в Лондоне на площади Пикадилли для юной Эммы Меррей и отправлял ей значительные суммы. Он помогал ей даже после 1828 г., когда она вышла замуж за некоего Э. Миллса, покрывал долги непутевого мужа. Супруги, в конце концов, занялись открытым вымогательством, и у Пальмерстона лопнуло терпение. Эмма, еще до замужества, родила сына и назвала его Генри Джон Темпль, явно в честь Пальмерстона. Отец оплачивал его образование. Впоследствии Генри Джон-младший занимал скромные консульские должности (и между прочим в Одессе).

Выдавали его и другие записи в дневнике, женщин у него было много, но Женщина всегда оставалась одна. Он примирился с тем, что продолжения рода ему не дождаться, о чем так заботились аристократы. В 1829 г. он и Эмили провели несколько дней в отеле в Тэнбридже (Уэльс). В его записях мелькнуло упоминание о романтических прогулках среди скал и полных блаженства ночах, и все это - в опасной близости от бдительной княгини Д.Х. Ливен, жены российского посла, и сонного лорда Каупера, проживавших там же.

В военном министерстве он засиделся. 19 лет одно и то же. Пост, лестный для юнца, без места в кабинете, иными словами - без участия в обсуждении судеб стран, не мог удовлетворить честолюбца, которому перевалило за 40. Он мечтал о ключевом портфеле ведомства иностранных дел. Прославленному фельдмаршалу герцогу А. Веллингтону, занявшему в 1828 г. пост премьер-министра, в политике - самому замшелому консерватору, Пальмерстон не приглянулся - слишком самостоятелен, твердо выступает за гражданский контроль над вооруженными силами. Пам попытался прозондировать почву на предмет получения желанного места и убедился, что от Веллингтона он этого не добьется. И тогда он решился на смену политических вех, и от тори перешел в партию либералов - вигов. При смене кабинета в 1830 г. ему вручили ключи от Форин оффиса.

В кабинет на Даунинг стрит Пальмерстон вселился в момент высокого напряжения в отношениях с Россией. Недавно завершившаяся русско-турецкая война привела к резкому росту влияния самодержавия на Балканах и Ближнем Востоке. По Адрианопольскому миру 1829 г. автономное управление получили сербские земли, расширились и укрепились права Дунайских княжеств, вскоре образовалось первое на полуострове независимое Греческое королевство. Все это подрывало власть Османской империи и наносило сильный удар по британскому курсу на сохранение в незыблемости турецкого правления в регионе. Консервативное правительство Веллингтона разразилось резкими протестами, крайне преувеличивая нависшую над самим существованием Османской империи опасность. По словам главы внешнеполитического ведомства лорда Д. Абердина, "пожар и взятие Константинополя поставили бы английское правительство в тысячу раз менее затруднительное положение, чем подобный результат" . Газеты всех направлений предрекали скорый крах державы султанов.

И все же ни войны, ни разрыва отношений между Великобританией и Россией не произошло. Пришедшему к власти либеральному кабинету Ч. Грея пришлось вступить в конфликт с орлеанистским режимом во Франции по поводу разграничения между Нидерландами и вновь образованным Бельгийским королевством; а для большей убедительности блокировать своим флотом голландские берега. В самой Англии происходили события эпохального значения. В 1832 г. парламент принял новый избирательный закон, снизив имущественный ценз и перекроив округа: "гнилые" и "карманные" местечки (не все) утратили право посылать депутатов в палату общин, его приобрели молодые индустриальные центры . Богатая промышленная и финансовая буржуазия получила доступ к власти. Российской дипломатии удалось отбить британский натиск и отстоять Адрианопольский мир. Николай I торжествовал, льстецы в высоких чинах курили ему фимиам: "Европа с Англией во главе склонится перед решением, которое соблаговолит принять император" . Легкомысленно рассуждали в Петербурге, не подозревая, что у нового хозяина Форин оффиса железная хватка.

Осложнения на Ближнем Востоке начались уже в 1832 г. - разразился конфликт между султаном Махмудом II и правителем Египта Мухаммедом Али. Последний остался недоволен вознаграждением, полученным за участие в подавлении греческой революции в 1825-1827 гг., и требовал передачи ему в наследственное владение Сирии. В октябре 1832 г. армия под командованием его сына Ибрагима паши преодолела горный хребет Тавр. Путь в Малую Азию был открыт. 11 декабря великий везир потерпел поражение в битве при Конье, в Стамбуле началась паника.

Турки обратились за помощью в Лондон, но там оказались не готовы к ее оказанию ни морально, ни материально. Пальмерстон пытался понять, вступила ли султанская держава в состояние комы или у нее сохранились шансы на выживание, и не пора ли переориентироваться на Мухаммеда Али? По здравому размышлению старец представлялся фигурой крупной, но неизвестно, сколько ему еще отпущено лет на земное суще-ствование. А Ибрагим - не более чем способный генерал, и к тому же горький пьяница. Мухаммед Али - выходец из скромного албанского рода и, по слухам, в молодости промышлял разбоем. Султан же - прямой потомок пророка Магомета, халиф (верховный глава всех мусульман, в том числе и индийских). Никогда временный властитель Египта не будет пользоваться среди мусульман тем уважением и пиететом, с которым они относились к султану, халифу и падишаху (императору).

Разговоры об агонии турецкой державы прекратились. Пальмерстон с апломбом заявил: "Все, что мы слышим семь раз на неделе об упадке Турецкой империи, о том, будто она труп или гнилое дерево и т.д. - чистейшая фальсификация и нонсенс". Люди просто не знали раньше о ее состоянии .

Лондон и Париж договорились действовать согласованно, остановить наступление Ибрагима, предложить свое посредничество воюющим и достичь их примирения на основе передачи албанцу Сирии на правах вассала Порты. Согласие было зыбким, Франция почти открыто состояла в опекунах у египетского паши и не соглашалась на применение силы. Сам Мухаммед Али настаивал на признании его наследственным владетелем Сирии, на что султан согласия не давал. Попытка царского двора предложить свои услуги и превратить посреднический дуэт в трио была отвергнута, и ситуация стала тупиковой. Обнаружилось, что у британского кабинета, даже при желании прийти на помощь Высокой Порте, отсутствовали возможности: королевский флот блокировал берега Голландии, другая эскадра "сторожила" Португалию, где шла гражданская война. Г.Д. Пальмерстон признавался в беседе с российским послом Х.А. Ливеном: "Великобритании было бы трудно предоставить султану действенную помощь по причине отсутствия на месте необходимых сил". Король Вильям IV направил своему "дорогому брату" Махмуду послание с изъявлением дружеских чувств и обещанием не оставить того в беде .

Не такого ответа ожидали в Стамбуле. Халиф и падишах, вспомнив пословицу - "утопающий и за змею хватается", обратился к царю с просьбой прислать отряд в 25 тыс. штыков и эскадру. Николай I медлить не стал. Торжество Мухаммеда Али, переселение его в Сераль означали бы крушение всего заложенного Адрианопольским договором курса балканской политики России: вместо "тяжело больного" на границе появился бы сильный и беспокойный сосед, за спиной которого маячил ненавистный "узурпатор" французского престола, "король баррикад" Луи Филипп Орлеанский. Николай I предвидел и с нетерпением ожидал развала турецкой державы, но ее распад должен был происходить под его надзором и к выгоде для самодержавия, а тут вырисовывалась перспектива погружения в тревожную и исполненную опасностей неизвестность.

8(20) февраля 1833 г. эскадра Черноморского флота (пять линейных кораблей и четыре фрегата) бросила якорь на Босфоре, позднее туда же прибыл еще один отряд судов с десантом, а следом пожаловал искусный дипломат в генеральском мундире А.Ф. Орлов, назначенный возглавлять все акции дипломатические, а при нужде и военные. Появление вооруженной силы подействовало отрезвляюще на Мухаммеда Али. Он удовлетворился пожизненным владением Сирии. 25 июня (7 июля) Орлов уведомил падишаха, что последний египетский солдат перешел через горы Тавра и "испросил" у султана разрешения на эвакуацию российских войск и флота, которое было немедленно и с величайшей готовностью дано. А на другой день взорвалась дипломатическая бомба, состоялось подписание оборонительного союзного договора между Россией и Турцией. Суть его заключалась в следующем: стороны согласились во имя обеспечения своего спокойствия и безопасности "подавать взаимно существенную помощь и самое действенное подкрепление" : Россия - сухопутными и морскими силами, Турция от подобной тягости освобождалась и ограничивала "действия свои в пользу Российского двора закрытием Дарданелльского пролива, т.е. не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким-либо предлогом". Защита Турции, в соответствии с полученной Орловым инструкцией, предусматривалась "только против агрессии и при том лишь в европейских владениях" . Связывать себя обязательством подпирать разваливавшуюся Османскую империю и тем более восстанавливать ее там, где она рухнула, самодержец не собирался. Орлов вежливо, но твердо отверг попытки собеседников договориться о наступательном альянсе. Договор, заключенный на восемь лет, отвечал стремлению царизма обезопасить Россию от появления в Черном море незваных гостей с пушками на борту. По словам вице-канцлера К.В. Нессельроде, Высокая Порта "связала себя официальным соглашением, которое обезопасило бы южные провинции Российской империи" . В этом плане Ункяр-Искелесийский договор представлял крупный (но не долговечный) успех отечественной дипломатии.

Реакция со стороны Пальмерстона последовала быстрая и бурная. По его утверждению договор превратил Порту "в вассала России; опустело место, которое Турция занимала в европейской системе". Парламентская оппозиция использовала поражение, понесенное либеральным кабинетом, для дискредитации как самого кабинета, так и Пальмерстона лично. Т. Аттвуд в запальчивой речи уверял, будто Англия претерпела неслыханное унижение. Он, Аттвуд, заранее предупреждал кабинет насчет опасностей, нависших над Турцией; Пальмерстон в ответ одарил его благосклонной улыбкой и выразил свое несогласие. И теперь в руках у русских Константинополь или по крайней мере Скутари, а Скутари - тот же Константинополь. Завтра русские получат крепости на Дарданеллах, и понадобится миллион фунтов стерлингов, чтобы выдворить их оттуда. Речь он закончил на истеричной русофобской ноте: "Пройдет несколько лет, и эти варвары научатся пользоваться мечом, штыком и мушкетом почти с тем же искусством, что и цивилизованные люди". Пришло время объявить России войну, "поднять против нее Персию, с одной стороны. Турцию - с другой. Польша не останется в стороне, и Россия рассыплется как глиняный горшок". Аттвуд не был одинок в своем озлоблении, Г. Темперлей писал о "лае парламентской своры" .

В исторической перспективе, в свете развернувшегося вскоре британского натиска, в ходе которого российские позиции в Турции были в корне подорваны, все происходившее выглядит как буря в стакане воды. Но участники драмы действовали под влиянием своих страстей и продолжали нагнетать обстановку.

В октябре Пальмерстон вкупе со своим парижским коллегой направил в Петербург резкий протест: в случае вооруженного вмешательства России во внутренние дела Турции (о котором та не помышляла) две державы почтут себя вправе следовать образу действий так, как если бы помянутого трактата не существовало. Последовала энергичная реакция со стороны адресата: договор будет выполнен, как если бы не существовало полученной ноты .

Предпринимались попытки привлечь к антироссийскому фронту Австрию. Послом Луи Филиппа в Лондоне служил тогда старый лис Шарль Морис Талейран, предавший на своем веку режим Бурбонов, революцию, Директорию и Бонапарта и теперь налаживавший отношения орлеанского дома с владычицей морей. До Ливена доходили слухи о стремлении тандема Пальмерстон - Талейран вбить клин между Габсбургами и Романовыми. Первый твердил австрийскому поверенному в делах Нойману, что недостойно великой державы поддаваться влиянию "полуварварской нации", которую давно следовало бы поставить на место; француз ему вторил: Австрия играет жалкую роль, плетясь за русской повозкой, пора ей примкнуть к морским державам.

Князь К. Меттерних не поддался обольстительным речам. Адрианопольский мир он встретил с тревогой: "Зло свершилось, существование Оттоманской империи стало проблематичным" . Но, придя в себя, он успокоился. Николай I уверял его: "Если она рухнет, я ничего не желаю из ее обломков, мне ничего не нужно". Меттерних сознавал - позиции самодержавия в 1829 и 1833 г. несопоставимы, между ними пролегла революция 1830 г., царь стал гораздо отзывчивее к его призывам крепить общий фронт против гидры мятежа, а в восточных делах доступнее голосу разума. До Лондона - через австрийцев - дошло высказывание Николая I: "Обладание Константинополем приведет к созданию нового делового центра для южных провинций, начиная с Грузии и кончая Украиной и Бессарабией. Российская держава распадется на две части, и, скорее всего, это приведет к созданию нового государства, которое уже не будет русским" . Меттерних пытался вразумить Пальмерстона - следует не бумажными протестами заниматься, а без шума и под журчание дружеских речей установить что-то вроде контроля над действиями России на Востоке.

В сентябре 1833 г., в разгар "нотной войны" с морскими державами, в Мюнхенгреце (ныне - Мнихово Градиште в Чехии) состоялась встреча Николая I с кайзером Францем и прусским королем Фридрихом Вильгельмом III. Монархи договорились о взаимопомощи в борьбе с "мятежными движениями". Они предприняли политически бестактный и практически бесполезный шаг - направили в Париж "дружеский совет" о противодействии революционной пропаганде, чем добились крутого крена Орлеанского режима в сторону Великобритании. Два императора обязались поддерживать "существование Оттоманской империи под властью нынешней династии". В секретной статье предусматривалось, однако, что, если, "не взирая на общие их пожелания и усилия, нынешний порядок был бы все же ниспровергнут" , они сообща будут иметь "наблюдение за тем, чтобы перемены, совершившиеся во внутреннем положении этой империи, не могли нанести ущерба безопасности их собственных владений, ни правам, обеспеченным каждому из них договорами, ни европейскому равновесию" . Склонный к самообольщению, одержимый идеей неизбежного развала Османской империи, царь вообразил, что склонил партнеров к эвентуальному разделу сфер влияния на ее развалинах. На самом деле он получил на руки пустую бумажку, ибо австрийская сторона пророчила "больному человеку" еще много десятилетий, хотя и не безоблачного существования. Реальное значение встречи в Мюнхенгреце состояло в том, что Россия на какое-то время выходила из состояния изоляции. Меттерних выступал как реалист, Николай I - как фантазер. Австриец полагал, что лишняя здравица в честь турецкой державы не помешает, но оказался не понятым за Ла-Маншем, и буквально на пустом месте произошло его столкновение с Пальмерстоном. Канцлер убеждал отличавшегося упрямством британца, что в Мюнхенгреце царь согласился с австрийской политикой поддержки державы полумесяца, а не он с российским курсом на ее разрушение. Пальмерстон ему не верил - канцлер робок, лжив, склонен к интригам и "по турецким делам выступает глашатаем России", а та была, есть и будет разрушителем Османской империи (хотя в этом плане самодержавие взяло серьезный тайм-аут). В инструктивном письме послу в Вене сэру Ф. Лэму Пальмерстон кратко сформулировал основы своей политики на Востоке: "Страны, составляющие Турецкую империю, должны образовать независимое и прочное политическое государство, способное играть свою роль в поддержании общего баланса сил" . Пусть живет вечно держава султана!

Последствий перепалка между министрами не имела. Начавшееся британское наступление на российские позиции в Константинополе показало надуманность аргументации Пальмерстона и беспочвенность его заботы о Турции.

Но спор продемонстрировал пальмерстоновский стиль ведения дел. Разобиженный Меттерних счел, что его оппонент обладает темпераментом дуэлянта. С нашей точки зрения он скорее походил на средневекового кондотьера, для него были характерны откровенные запугивания, брутальный натиск, ошеломлявшие противную сторону претензии (больше запросишь - больше получишь), угрозы пустить в ход морскую мощь. Отечественные средства массовой информации любят цитировать фразу, приписывая ее то Б. Дизраэли, то даже У. Черчиллю, но на самом деле принадлежащую Пальмерстону: "У нас нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов, но постоянны и вечны наши интересы, и защищать их - наш долг" .

К Пальмерстону нельзя приклеивать ярлык реакционера, либеральные и конституционные подвижки на континенте, как таковые, вызывали с его стороны одобрение. Но они должны были происходить без крупных и, в особенности, без международных потрясений. Он положительно отозвался об июльской 1830 г. революции во Франции - к власти пришли спокойные, достойные люди, не то что головорезы-якобинцы 1793 г. Он заботился о поддержании равновесия в Европе и от посягательств на него, даже мнимых, приписываемых России. "Я полагаю, - говорил Пальмерстон в парламенте, - что подлинной политикой Англии вне вопросов, затрагивающих ее собственные политические и коммерческие интересы, есть защита справедливости и права, следование этому курсу с умеренностью и благоразумием, не превращаясь в Дон Кихота, но используя свой вес и материальную поддержку там, где, по ее мнению, совершена несправедливость" .

Важно обратить внимание на оговорку: "вне ее имперских интересов", распространявшихся на весь мир. Следуя им, Пальмерстон старался увековечить пребывание балканских христиан в османской темнице, отвернулся от венгерской революции в 1849 г., с чудовищной жестокостью подавил индийское восстание 1857 г., препятствовал объединению Дунайских княжеств и образованию Румынии, навязал Китаю неравноправный договор после второй "опиумной" войны, поддерживал рабовладельцев-южан во время Гражданской войны в Соединенных Штатах, и т.п. А из уст его потоком лились речи о святости закона, незыблемости прав народов и уважении к свободе слова. Казалось, не существовало на земле уголка, до которого не добирались бы его загребущие руки. Лорд Мелборн советовал ему оставить в покое по крайней мере "черкесов", не заниматься подстрекательством кавказских горцев, раз их не собирались поддерживать. Глава сторонников свободы торговли В. Кобден убеждал его: "В вопросе права на экспансию не должно существовать одного закона для Англии, а другого - для прочего мира" . Но уговоры не помогали. Пальмерстон упорно стремился к цели.

В конце 1833 г. в Петербурге успокоились: западным политикам дали по рукам, с Веной достигли договоренности. В годовом отчете МИД выражалась надежда на то, что Ункяр-Искелесийский договор "раз и навсегда" положит конец колебаниям Турции в выборе союзников. "Восточный вопрос закрыт, по крайней мере, так заявляем мы", - ликовал Нессельроде.

Пальмерстон придерживался иной точки зрения: "С Россией мы по-прежнему ненавидим друг друга, хотя ни та, ни другая сторона не желает войны" . Наступление на российские позиции началось исподволь, но без промедления (недаром американский историк Д. Голдфрэнк один из разделов своей книги озаглавил: "Англия - прыжок вперед, 1833-1841"). В беседах с турецким послом Мустафой Решидом пашой Пальмерстон подчеркнуто именовал Мухаммеда Али губернатором Египта, заверял, что не будет способствовать его "порочным наклонностям", манил Порту перспективой возврата Сирии и предостерегал от коварства московитов. А пребывание в Англии убеждало Решида (в будущем - крупнейшего турецкого реформатора) в британской мощи, богатстве, его пленял конституционный строй страны, он превратился в убежденного англофила

В Россию все чаще наведывались туристы с разведывательными наклонностями и особым интересом к Севастополю и Кронштадту. Налаживались связи с кавказскими горцами. В 1836 г. в Черном море был перехвачен парусник "Виксен", в трюме которого под грузом соли обнаружили оружие. Судно конфисковали, команду выслали в Стамбул. Британская печать подняла шумную кампанию, нагнетая в стране истерию, "публике позволили уверовать в то, что Россия вот-вот захватит Константинополь". Публицист Д. Уркарт приступил к изданию журнальчика "Портфолио", своего рода печатного органа русофобов. На его страницах появлялись тенденциозно подобранные материалы, захваченные во время польского восстания в архиве великого князя Константина Павловича . Не брезговал издатель и прямыми фальсификациями.

Пальмерстон настойчиво предлагал султану услуги британских военных советников. До поры до времени предложения отвергались, сказывались традиции исламского изоляционизма, нежелание ставить правоверные войска под начало гяуров. Но в 1839 г. группа британских моряков в высоких чинах прибыла в Стамбул.

Царизм не выдерживал британского напора, опиравшегося на безбрежные тогда экономические и финансовые ресурсы, морскую мощь, наличие обширного рынка для товаров из Леванта, соблазнительные для турецких реформаторов конституционные порядки. Российская дипломатия металась в поисках выхода из трудного положения. Она не допустила ни единого серьезного провала и даже упущения. Но противоборствовали державы разных весовых категорий - феодальной и капиталистической. Россия не могла предложить ни товаров, ни идей, от отсталого крепостного строя порядочные люди шарахались в негодовании и испуге. Турция ускользала из зоны российского влияния. Роковым для самодержавия выдался 1838 г.

Состоялось подписание англо-турецкой торговой конвенции, предусматривавшей сохранение всех прежних привилегий иностранных купцов, включая консульскую юрисдикцию, установившей низкую, в 5%, пошлину на ввозимые товары (а вывоз из Турции облагался 12% сбором). Акт содержал определенный антифеодальный заряд. Порта обязалась отменить монополию на закупку продовольствия и сырья, осуществлявшуюся государством по заниженным ценам, что наносило вред сельскому хозяйству. Но промышленность утрачивала перспективу развития, задушенная потоком товаров из Британской империи. Конвенция носила откровенно неравноправный характер, обязательства налагались только на Порту, торопясь совершить сделку, британцы забыли о желательности соблюдения некоторых форм .

Султан Махмуд не сразу дал санкцию на подписание документа, и колебания его прекратились по соображениям не глубинно-реформаторского, а конъюнктурно-политического свойства, исходили из страстного желания сокрушить ненавистного Мухаммеда Али Египетского, опираясь на британскую поддержку.

Самодержавие оказалось не в состоянии воспротивиться переходу Турции под английское крыло. Закрепляя сближение со Стамбулом, Пальмерстон направил к устью Дарданелл эскадру из 11 судов, состоялись их совместные маневры с османским флотом. Одновременно в сентябре-октябре 1838 г. Черноморский флот крейсировал у берегов Малой Азии. Эти параллельные и взаимоугрожающие учения явились зримым свидетельством отхода Высокой Порты от ориентации на Россию.

А в ноябре Решид пашу снарядили в Лондон с предложением о наступательном союзе - султан хотел получить дивиденды за услуги, оказанные правительству ее величества.

Пальмерстон уже восемь лет пребывал в ранге статс-секретаря по иностранным делам и прочно утвердился на своем посту. Выработался стиль руководства ведомством, жесткий и авторитарный. Сам он был по натуре редкостный трудяга и требовал того же от подчиненных, которые его недолюбливали, мало находилось охотников корпеть с утра до ночи над бумагами. Весь штат Форин оффиса, от постоянного заместителя министра до младшего клерка, в 20-е годы насчитывал 28 человек, в 30-е - на десяток больше. Даже должность библиотекаря вводилась с санкции парламента, проявлявшего не то что экономию, а настоящую скаредность при финансировании аппарата. Для сравнения - штат российского министерства был чуть ли не в десять раз больше.

Присущая Пальмерстону напористость воспринималась иностранными дипломатами как нахальство. Произошло нечто неслыханное: трое послов, раздраженные привычкой министра опаздывать повсюду и заставлять их ждать, обратились к главе правительства с протестом.

День Пальмерстона начинался с верховой прогулки в Гайд парке, затем Форин оффис, после обеда - палата общин, вечером - прием, бал или посещение театра. А ночной порой достопочтенный Генри Джон Темпль, виконт Пальмерстон, член кабинета и тайного совета королевства, статс-секретарь его (ее) величества по иностранным делам, по тайному сговору с Эмили Каупер вставал в дозор в саду, окружавшем дом возлюбленной, и, прячась за деревьями, ожидал, пока в знакомом окне загорится свеча, тогда устремлялся в спальню. На следующий день в дневнике появлялась лаконичная запись: "Дивная ночь, оставался с 12,5 до 5". Случались и неудачи, и тогда объяснение (по-итальянски) гласило: "Синьор в доме" .

Генри Джон Темпль виконт Пальмерстон

По распространенному мнению, Мини, старшая дочь леди Каупер, родившаяся в 1810 г., приходилась Пальмерстону родней. Она вышла замуж за лорда Э. Эшли, впоследствии графа Шефтсбери, известного филантропа. Пальмерстон явно благоволил к ней, привозил из Парижа дорогие подарки, писал ласково-шутливые письма, снабжал деньгами. Сильно походил на Пальмерстона и Вильям, и ему лорд оставил в наследство большую часть состояния. В письмах Эмили содержится намек на то, что и ее младшая дочь Фанни обязана своим рождением Пальмерстону, но никаких чувств, помимо неприязни, она к своему мнимому (или подлинному) отцу не питала.

В октябре 1833 г. Пальмерстон подарил Эмили усыпанный драгоценными камнями браслет - знак верности? Он приближался к 50-ти, она женила старшего сына. Но подруга уехала в Париж, а неугомонный Генри Джон увлекся 22-летней Лаурой Мэри Петри, она гостила вместе с мужем в Броудлэнде. Снова поползли слухи. Вернувшись из Парижа, леди Каупер была недовольна легкомыслием своего поклонника и пребывала не в духе. Но Пам устроил ее сына на работу в Форин оффис, Лаура Мэри уехала на континент и впоследствии, будучи глубоко верующей католичкой, постриглась в монахини. Тучи над отношениями Пама и Эмили рассеялись.

Привычный образ жизни стал ему в тягость. Он сравнивал себя с человеком, который, "встав утром с постели, оказывается на крыле ветряной мельницы, и оно вращается раз за разом, и так до тех пор, пока не сбрасывает его ночью отдохнуть" .

В июле 1837 г. граф П.Л. Каупер скончался. Эмили сделала трогательную запись в дневнике: "В девять без четверти вечера испустил дух лучший из друзей, добрейший из мужей, строго справедливый и внимательный к другим".

Казалось бы, "молодым" пора под венец. Но болезнь печени побудила Эмили отправиться на минеральные воды в Брайтон. Прежде чем вступить в новый брак, она посоветовалась с братьями, В. Мелборном, премьер-министром, и сэром Ф. Лэмом, послом в Париже. Она встретила кислую реакцию с их стороны. Пальмерстон слыл ветреником. "Тебе не следует заниматься самообманом, - наставлял ее старший, - если совершишь это - отвечай за последствия". Младший, Фрэд, счел нужным серьезно предупредить сестру. Старший сын Эмили, лорд Фордвич, заявил, что скорее повесится, чем будет присутствовать на бракосочетании, дочь Фанни, Пальмерстона не выносившая, бурно протестовала .

Благоразумнее всех повела себя юная королева Виктория, вообще-то не жаловавшая вдов, по своему легкомыслию выскочивших вторично замуж, но сделавшая на сей раз исключение. Она писала принцу Альберту: "Им обоим за 50, и они поступают правильно. Пальмерстон после смерти сестер совсем одинок в этом мире, а леди К. - женщина умная, и к нему она привязана, и все же я полагаю, что (весть) заставит Вас улыбнуться".

Пам не стал дожидаться согласия родных невесты, объявил о предстоящей свадьбе, и те смирились. Венчание состоялось в декабре 1839 г., супружество выдалось долгим -25 лет - и счастливым.

Супруги Пальмерстон

* * *

Решид паша, прибыв в Лондон осенью 1838 г., не подозревал, что пробудет в столице до следующей весны. Пальмерстон встретил его сдержанно, желания ввязываться в войну ради престижа падишаха он не испытывал. Лишь в марте он известил посланца о принципиальном согласии кабинета помочь флотом в случае непокорности Мухаммеда Али. О возвращении Сирии султану он не упомянул ни слова. Не такого ответа ожидали в Стамбуле.

Последовавший демарш в Петербурге с предложением наступательного альянса отклика не встретил. Николай I не собирался помогать Махмуду укреплять его власть в Азии.

И тогда султан пошел ва-банк. 21 апреля 1839 г. турецкие войска переправились через Евфрат и открыли военные действия против египтян. Порта, очертя голову, ринулась в авантюру, и катастрофа не замедлила разразиться. 24 июня Османская армия потерпела поражение при Низибе (Сирия). Командующий, Хафиз паша, прислушивался не к голосу европейских советников, среди которых находился и прусский капитан Г. Мольтке, будущий фельдмаршал, отойти на более выгодную позицию отказался, а внимал астрологам и улемам: "Дело падишаха правое, Аллах ему поможет, любое отступление позорно". Разгром произошел страшный, стойко держались лишь артиллеристы из числа казаков-староверов. 1 июля скончался султан Махмуд.

На этом бедствия Порты не кончились. Капудан паша Февзи Ахмед пошел на прямую измену и увел флот (12 линейных судов, 8 фрегатов, не считая мелких кораблей) в Александрию к Мухаммеду Али. Слово "паника" в малой степени отражает то, что творилось в Стамбуле. Чтобы умилостивить грозного старца, 16-летний султан Абдул Меджид наградил пашу высоким орденом и согласился оставить Египет ему в наследственное владение. Мухаммед Али просил дополнительно Сирию, Киликию, Юго-Восточную Анатолию, остров Крит и Аравию, что составляло 35% пространства Османской империи . И тут вмешалась Европа. 27 июля Порта получила коллективную ноту с извещением, что "достигнуто соглашение между пятью державами по Восточному вопросу", и предложение "воздержаться от какого-либо окончательного решения без их участия, выждав результаты интереса, который они к нему проявляют".

Демарш означал прямое вмешательство в турецкие внутренние дела, и тем не менее он вызвал ликование в диване и Серале. Высокая Порта лишилась самостоятельности во внешней политике и из субъекта международных отношений превратилась в их объект, ее уделом становилось лавирование и игра на противоречиях в европейском клубе.

На самом деле ничего похожего на согласие в пресловутом "концерте" не существовало. Пальмерстон давал в Стамбул Г. Булверу разъяснения: "Ориентировать систему своей политики на Востоке на такой случайный фактор, как положение человека, которому перевалило за 70, значит строить ее на песке, кто знает, что случится, когда уйдет Мухаммед Али?". Турция еще может продержаться, "ни одна империя не развалится на куски сама по себе, если приветливые соседи не разорвут ее силой" .

У самодержавия не осталось сомнений - Высокую Порту в беде не оставят и могут обойтись без услуг с его стороны, что привело бы к вызывающему тревогу усилению позиций соперников. Действие Ункяр-Искелесийского договора еще не кончилось - а царизм пребывал в полнейшей изоляции. В переписке Нессельроде зазвучали тревожные ноты: "Россия не может допустить, чтобы Порта вновь подпала влиянию ее врагов".

Следовало спешно вмешаться в события и занять место в строю держав: "Без нашего участия Австрия, Англия и Франция готовы сделаться между собою в комбинации, придуманной будто бы в пользу Турции, а в действительности направленной на нас" . Пребывание в "концерте" быстро убедило российских участников, что сотрудничество "оркестрантов" непрочно. Французы не желали смириться с тем, что их протеже рискует лишиться всех владений, кроме Египта. Король Луи Филипп не скрывал от англичан, что не найдет правительства, согласного развязать войну против старого паши. Обрисовались две возможные модели урегулирования: французская - мирным путем и с щедрым вознаграждением египтянина; британская - выдворение Мухаммеда Али в его прежние владения, не останавливаясь перед применением силы.

Поддержку своим планам Пальмерстон получил с неожиданной стороны: Ф.И. Бруннов привез намеченную царем программу урегулирования, предусматривавшую не только отпор египетским притязаниям, но и решение вопроса о статусе Черноморских проливов. Император соглашался на их закрытие для военных кораблей всех наций.

Изложенные предложения означали отступление от прежнего основополагающего принципа - решать российско-турецкие дела с глазу на глаз, без всякого постороннего вмешательства. Ункяр-Искелесийский договор не принес ожидаемых результатов. Петербург растерял имевшиеся у него раньше преимущества, перешел в Восточном вопросе к обороне и пытался остановить британский натиск, пока с его мнением еще считались. Во имя собственной безопасности "нам необходимо, чтобы Черное море не было открыто для иностранных военных кораблей", - писал Нессельроде .

Для Великобритании ценность формулы заключалась в том, что даже теоретически исключалась возможность появления кораблей под Андреевским флагом в Средиземном море и устранялась какая бы то ни было угроза имперским морским путям. Пальмерстон не мог скрыть своего восхищения, когда Бруннов ознакомил его со взглядами своего "августейшего повелителя".

Но с французами министр вошел в острый конфликт - те не желали допускать расправы над покровительствуемым ими пашой, и страсти накалились. В Тулоне снаряжался флот. В Париже толпа разбила стекла в резиденции британского посольства. Кабинет Ф. Гизо, обвиненный в робости и нерешительности, ушел в отставку, его сменило правительство А. Тьера, который, по словам Ч. Вебстера, "извергал дым и пламя".

Пальмерстон не испугался воинственных демаршей Парижа, он не верил, что французы бросят вызов мощной эскадре королевского флота на Средиземном море. Но ему пришлось столкнуться с нежеланием коллег по кабинету ссориться с Парижем во имя сотрудничества с тираном и деспотом - царем. Тогда он решил протянуть французам пряник - санкционировал возвращение на родину с острова Святой Елены праха Наполеона ради успокоения взбудораженной общественности. Пусть эти "взрослые дети" утешатся перезахоронением останков великого человека в Пантеоне, и страсти угомонятся. Лишь угроза отставки побудила кабинет согласиться с его линией.

15 июля 1840 г. уполномоченные Великобритании, России, Австрии, Пруссии и Турции подписали серию документов, известных под общим названием конвенции о Проливах. Территориальный вопрос предполагалось урегулировать так: Египет оставить в наследственном владении Мухаммеда Али, Аккру - в пожизненном; если паша не даст своего согласия, то через 10 дней отпадало условие относительно Аккры, через 20 - насчет Египта. По статье третьей Россия, Австрия и Англия обязывались защищать Константинополь. Черноморские проливы закрывались для военных судов всех стран, "пока Порта находится в мире".

Турецкая сторона играла при заключении конвенции чисто декоративную роль. Пальмерстон заметил однажды, что османский посол стар и дряхл, но он может держать перо в руке и поставить свою подпись под бумагами, что и было сделано .

Севастопольская эскадра оказалась прочно запертой в Черном море, но Николай I предавался торжеству. Он писал И.Ф. Паскевичу: "Конвенция между Англией, Пруссией, Австрией, мной и Турцией подписана без Франции! Новая эпоха в политике" . Царь всерьез вообразил, что добился союза с Лондоном и изолировал ненавистного "узурпатора" Луи Наполеона (который по большому счету ему ничем не угрожал!). Великобритания и Россия представлялись ему скалами, о которые разобьются волны революции. Сотрудничество между двумя странами во имя сохранения основ миропорядка, заложенного Венским конгрессом, составляло предмет забот Николая I, он рвался к альянсу с Уайтхоллом и воображал, что устранение из "концерта" Франции облегчит сближение.

С турецко-египетским конфликтом было покончено быстро и решительно. Попытку царя принять участие в военной операции вежливо отклонили, в российском десанте в район Проливов нужды не возникло. К услугам России Пальмерстон совершенно намеренно прибегать не стал. Иначе он поступил в отношении Австрии, предстоявшей экспедиции следовало придать международный характер. Он запросил на помощь несколько кораблей под габсбургским флагом .

Англо-австрийская эскадра под командованием адмирала Ч. Нэпира перерезала водные коммуникации армии Ибрагима, недовольным жителям Ливана предоставили 20 тыс. винтовок, и те весьма своевременно подняли восстание. Сопротивляться соединенным силам союзного флота, турецкой армии и повстанцев египтяне оказались не в состоянии, потеряли Бейрут, Аккру, отошли в места бесплодные и пустынные, отступление превратилось в бедствие - жажда, голод и болезни собрали богатый урожай жертв. Эскадра Нэпира появилась у Александрии, и паша сдался, выговорив для себя лишь наследственное владение Египтом. Царю пришлось удовольствоваться ролью зрителя при падении "империи Мухаммеда-Али" с соответствующим ущербом для своей репутации.

Надежда на крупную ссору между Лондоном и Парижем не прожила и года. Газетная буря во Франции постепенно утихла, бросать вызов средиземноморской эскадре владычицы морей в 15 парусных и паровых линейных судов со стороны более слабого флота июльской монархии было бы безумием. Пальмерстон не ошибся - галлы "не настолько глупы, чтобы сломать себе шею в борьбе с коалицией" . Перепуганный Луи Филипп дал понять англичанам, что вооружается только ради успокоения публики, и отказался включить воинственный пассаж в тронную речь. Тьер подал в отставку. Назначенный на пост министра иностранных дел Гизо повел дело к примирению. 13 июня 1841 г. состоялось с участием Франции подписание новой конвенции о Проливах. От прошлогодней она отличалась отсутствием упоминания о Мухаммеде Али, тот был уже загнан в нужные пределы .

Советская историография давала конвенциям резко отрицательную, жестко критическую оценку, расценивая их как удар по суверенным правам России и трудно объяснимую капитуляцию самодержавия. Сейчас раздаются иные голоса. В.Н. Пономарев считает подписание документов итогом взвешенного решения: вместо двустороннего и никем не признанного Ункяр-Искелесийского договора в силу вошел акт, для всех обязательный, закрывавший Босфор и Дарданеллы и оберегавший Россию от появления на ее южных берегах незваных гостей с пушками на борту. При отсутствии намерения и возможности прорываться в Средиземное море подобный шаг представляется здравым.

Поражает другое: царь и его министр рассматривали конвенции как мостик к сближению с Великобританией и даже средство ее подчинения. Можно лишь удивляться сентенциям Нессельроде: "Пальмерстон покорно ведет Англию на поводу у России. Он играет на руку нашему кабинету". Бруннов всячески доказывал, что лишь в единении двуглавый орел и британский лев способны поддерживать в Европе должный порядок. В доверительной переписке Пальмерстон давал волю своему сарказму: "Они сделали мне формальное предложение о вступлении в Священный союз. Намеки Нессельроде на венские решения я считаю нахальством" .

Пам торжествовал: домашние злопыхатели смолкли, французы забыли о гордыне и пребывают в должном смирении, на вход в Босфор и Дарданеллы навешен прочный замок.

* * *

Следующее десятилетие прошло в Европе под знаком революционных потрясений, вершина которых пришлась на 1848-1849 гг. Казалось бы, англо-русские отношения должны были вступить в полосу кризиса: Николай I двинул войска на подавление движения в Дунайских княжествах и Венгрии. Ничего подобного не произошло, Пальмерстон как представитель конституционной Англии вел себя чрезвычайно сдержанно в отношении жандармских действий царя. Карательной акции Высокой Порты и царизма в Молдавии и Валахии ни одна из держав не мешала. Прусский король Фридрих Вильгельм IV, австрийский император Фердинанд и сменивший его Франц Иосиф сражались с собственными подданными. Вторая республика во Франции одарила "людей 48 года" в Дунайских княжествах красноречивыми изъявлениями сочувствия, но пальцем о палец не ударила, чтобы им помочь. Великобритания не шевельнулась, а Пальмерстон, дважды отвечая на запросы в парламенте, оправдывал вступление царских войск в Молдавию и Валахию и выражал уверенность, что "российское правительство не имеет намерения посягать на Турецкую империю". Депутаты успокоились, больше их ничего не интересовало .

Пальмерстон в Палате Общин

Поход Паскевича в Венгрию и Трансильванию в 1849 г. тоже не повлек неприятностей для Зимнего дворца. Правда, в Англии общественность бушевала, а пресса публиковала обличительные статьи. Венгерские революционеры разве что не молились на британский кабинет, ожидая от него поддержки. Эмиссары революционной власти обещали корону независимой Венгрии одному из сыновей Виктории и все мыслимые блага, вроде режима наибольшего благоприятствования в торговле, порто-франко на Дунае и другие прелести. Но Пальмерстон стоял на страже британских интересов, а они требовали сохранения в целости и сохранности Габсбургских владений. Он говорил, сколь вредоносны любые посягательства на них: "Все, что может прямо или даже отдаленно и случайно ослабить или искалечить Австрию, низвести ее с положения держав первого порядка и превратить ее во второстепенную, явится большим несчастьем для Европы" . И в первую очередь, лишенная венгерского компонента, монархия не могла бы служить сторожевым псом на границе с Россией.

Николай I долго колебался, прежде чем принять решение об интервенции в Венгрию, сама экспедиция выдалась кровопролитной и затяжной, и Пальмерстон в разговоре с Брунновым обронил "случайную" фразу, которую тот поспешил передать в Петербург: "Так кончайте же скорее!". А влиятельный банк братьев Бернинг предоставил российской казне займ в размере 5 млн. ф.ст. (35 млн. руб.), без которого поход вообще мог не состояться. После подавления Венгерской революции Пальмерстон прислал царю поздравление, не забыв упомянуть в нем об "умеренности и великодушии, проявленных после победы" . Действительно, поведение российских войск отличалось человеколюбием и контрастировало со зверствами, чинимыми австрийской военщиной.

Но на светлый образ Пальмерстона, поборника справедливости и защитника угнетенных и обиженных, легла легкая тень. Удалить ее помогли два императора, Николай и Франц Иосиф, потребовавшие у Порты выдать скрывшихся в турецких пределах участников революции, в числе которых насчитывалось немало российскоподданных поляков. Особой настойчивости ни царь, ни кайзер не проявляли и, получив отпор с турецкой стороны, успокоились. Пальмерстон, однако, успел вмешаться в конфликт и продемонстрировать силу. Эскадра под флагом адмирала В. Паркера, в нарушение конвенции о Проливах, вторглась в Дарданеллы. Во время резких объяснений с Брунновым Пальмерстон сказал новое слово в географии, по его уверению, никакого нарушения не произошло, поскольку пролив будто бы начинается не у входа в него, а в самом узком его месте. На собеседника подобная трактовка впечатления не произвела, и он заметил: что позволено адмиралу Паркеру, позволено и адмиралу Лазареву, и он вполне может ввести свои корабли в Босфор. Такого оборота Пальмерстон не ожидал, и британские корабли без шума удалились из Дарданелл .

Но шум, и притом оглушительный, раздался на страницах газет. Частный эпизод был раздут не без участия Пальмерстона до размеров крупной дипломатической победы: "Мы заставили высокомерного автократа отказаться от его наглых претензий, мы заставили Австрию отказаться от возможности пролить потоки крови, мы спасли Турцию от угрозы быть растоптанной и доведенной до состояния абсолютной прострации". В Форин оффис потянулись делегации с поздравительными адресами стойкому борцу с континентальными ретроградами, в которых два императора, Николай I и Франц Иосиф, именовались "безжалостными тиранами", "одиозными и отвратительными убийцами" . Репутация Пама в общественном мнении была восстановлена. Правда, он получил серьезное замечание от королевы Виктории - какое Британии дело до каких-то беженцев? Но к выговорам с высоты трона министр привык.

Не проявляли должной скромности греки. Афины явно метили на роль объединителя всех греческих эллинов. Широкое распространение в королевстве получила Мегали (Великая) идея, предусматривавшая слияние всех греков в едином государстве и явно заключавшая взрывоопасный заряд. Жители находившихся под британским управлением Ионических островов проявляли склонность к присоединению к Греции. Королевство становилось возмутителем спокойствия на Балканах. Пальмерстон решил подвергнуть греков публичной порке, раздув до гомерических размеров досадный, но в сущности малозначительный инцидент.

На Пасху 1847 г. толпа афинян ворвалась в дом некоего Давида Пачифико и учинила в нем дебош (сам он с семьей скрылся на втором этаже и не пострадал). Пачифико, иудей по вероисповеданию, считался уроженцем Португалии и занимался мелким ростовщичеством. Он обратился в суд с иском о возмещении убытков - поломана кровать, другая мебель, исчезли 15 книг, - всего на сумму 12,5 тыс. драхм (500 ф.ст.). Сумма представлялась явно завышенной. Но тут обнаружилось, что он родился на скале Гибралтар и посему является подданным британской короны, и дело приняло грозный для афинского правительства оборот: оскроблен гордый бритт! Пачифико оказался человеком сообразительным и пересчитал свои убытки. Кровать была оценена так, будто на ней возлежал Наполеон или один из Людовиков, книги по стоимости приравнены к инкунабулам, он потребовал возместить ему потери за утрату земельного участка в связи со строительством королевского дворца и заявил о пропаже у него неких долговых обязательств португальского правительства (существование которых само оно отрицало). Сумма запрашиваемого составила 700 тыс. драхм, или 26 тыс. ф.ст.

Власти королевства имели неблагоразумие отвергнуть притязания, и тут разразился гром. Форин оффис присоединил собственные претензии к имевшимся у Пачифико в связи со спорами по поводу принадлежности некоторых мелких островов, а также возникшие по каким-то совершенно ничтожным казусам (так, греки по каким-то причинам продержали целые сутки в кутузке команду корабля королевского флота "Фаетом", и при этом исчезло весло с одной из шлюпок).

Как нельзя более кстати "освободилась" от прочих забот эскадра адмирала Паркера, и Пальмерстон поспешил направить ее к берегам строптивых эллинов (14 линейных кораблей, 730 пушек на борту, 8 тыс. матросов и офицеров), чтобы поставить их на соответствующее место. 17 января 1850 г. посланник Вайз в сопровождении адмирала явился в правительственную резиденцию с грозным ультиматумом - в 24 часа дать согласие на удовлетворение всех британских претензий. Перепуганный премьер Ландос воззвал к милосердию. Нессельроде и его парижский коллега в мастерски составленных нотах призвали Лондон не забывать о международном праве, не злоупотреблять своим "гигантским превосходством на море", изобличали Пальмерстона в том, что он не признает "в отношении слабых иного закона, кроме своей воли " .

Они зря расточали красноречие. Пальмерстон шел напролом. Началась блокада греческого побережья, корабли англичан приступили к захвату "купцов" (всего - 47 судов), в Афинах стал ощущаться недостаток продовольствия, и правительство капитулировало, признав предъявленные ему требования. После этого Пальмерстон сменил гнев на милость и уменьшил сумму претензий в 200 раз, с 26 тыс. до 150 ф.ст.(!) .

Даже в Англии раздались смущенные голоса - и ради этой грошовой суммы Пальмерстон двинул к берегам Эллады флот, равный тому, с которым великий Нельсон разгромил французов в сражении у Александрии! Граф Стенли внес в верхней палате резолюцию с осуждением действия кабинета, он “испытал чувство сожаления и стыда, знакомясь с бумагами по "делу Пачифико": что за нагромождение глупости, что за растрата ложно используемой изобретательности”. Другие пэры поддержали Стенли, заметив, что под руководством Пальмерстона Англия рассорилась со всем континентом. Резолюция прошла, но она имела лишь моральное значение .

Пам решил принять вызов и дать бой оппонентам. 5 июня 1850 г. он выступил в палате общин. Говорил он больше пяти часов и завершил выступление на рассвете следующего дня. Царившие в Греции порядки он обрисовал самыми мрачными красками: страна - очаг смут, колыбель беспорядков, все спорные вопросы он интерпретировал в пользу Британии. Он воспел благословенную Англию как обитель спокойствия и твердыню демократии: "В то время как политическое землетрясение сотрясает Европу из конца в конец, в то время как мы видим поколебавшиеся, пошатнувшиеся и низринутые троны, поверженные и уничтоженные институты, когда почти во всех странах Европы гражданская война залила кровью землю - от Адриатики до Черного моря, от Балтики до Средиземноморья, эта страна представляет зрелище, делающее честь народу Англии и вызывающее восхищение человечества". Каждый британец может положиться "на бдительное око и твердую руку" правительства, которое "предохранит его от несправедливости и огорчений" . Гром аплодисментов покрыл последние слова. Правда, В.Ю. Гладстон в прениях, прерываемый негодующими возгласами, позволил себе усомниться в "восхищении человечества" перед эскападами Пальмерстона: "Создается впечатление, что благородный лорд преисполнен непреодолимой тяги к ссорам"; всем непослушным "объявляется слепая дипломатическая война". Но его не слушали. Палата общин солидным большинством голосов одобрила действия министра .

* * *

Между тем над головой Пальмерстона сгущались тучи. Его отношения с двором никогда не были безоблачными. Монарх, по конституции, должен был подписывать множество бумаг независимо от того, соглашался он с их содержанием или нет. Он имел также право быть заранее осведомленным о всех важных действиях кабинета. Паму не хватало терпения и выдержки, чтобы подавать на усмотрение королевы все нужные документы.

Летом 1846 г., после падения консервативного правительства Р. Пиля, вступив вновь в должность статс-секретаря по иностранным делам, Пам обнаружил, что аудиенции с глазу на глаз у королевы прекратились. На беседах стал присутствовать, вести записи и задавать вопросы принц Альберт, человек весьма образованный и чрезвычайно трудолюбивый, тяготившийся своим чисто протокольным положением и проявлявший особый интерес к внешней политике - сочинение меморандумов по вопросам международных отношений составляло его любимое занятие. На беду Пальмерстона, королева особенно придирчиво стала относиться к его докладам, требуя подробной информации, и адресовала ему вежливо-колкие записки с напоминанием о пренебрежении конституционными обязанностями. Виктория желала знать, на что она заранее давала согласие. Но через Форин оффис в год проходит 28 тыс. бумаг, поди разбери, какая из них интересует ее величество. Пальмерстон приносил требуемые извинения, но исправляться не спешил (а может быть, и не мог в силу большой самостоятельности).

Королева сочла, что статс-секретарь по иностранным делам слишком поспешно признал в 1848 г. Французскую республику. Громкий скандал произошел в 1849 г. в связи с приездом в Лондон австрийского фельдмаршала Гайнау, по прозвищу "Гиена", "прославившегося" чудовищной жестокостью при расправах над революционерами. Гайнау решил посетить пивное заведение господ Беркли и Перкинса. Посетители его узнали, обрушили ему на голову копну сена, вываляли в грязи и отбросах, пока не нагрянула полиция. Пальмерстон принес требуемые извинения, но выразил при этом мысль, что Гайнау не следовало появляться в Англии. Ознакомившись с опозданием с содержанием письма, Виктория возмутилась подобным афронтом по отношению к представителю дружественной Австрии. Письмо пришлось отзывать и вычеркивать неугодный королеве пассаж . Пальмерстон решил принять, частным путем, вождя венгерской революции Л. Кошута. Снова выговор с высоты трона. Чаша монаршьего терпения переполнилась в октябре 1851 г. Тогда президент Франции Луи Наполеон Бонапарт произвел государственный переворот и установил свою диктатуру. Пальмерстон в беседе с послом А. Валевским выразил понимание происшедшего. Королева переворотов не одобряла и настояла на отставке неисправимого статс-секретаря.

Из идола толпы он превратился в страдальца-мученика, и с разных сторон получал выражения соболезнования. А недруги торжествовали: Паму - за 65 лет, в прежнее ведомство он уже не вернется, наконец-то "отродье дьявола" удалось согнать с насиженного места. Но рано они поставили на нем крест. Уже через год, при очередной министерской пертурбации, Пальмерстон занял пост министра внутренних дел в коалиционном правительстве графа Дж. Абердина и занялся разработкой кодекса фабричных законов, предусматривавшего запрет приема на работу детей до 10-летнего возраста, тогда и это считалось прогрессом. Он задумал ограничить роль пабов в жизни общества, считая их "притонами для воров и школами для проституток", и пропагандировал потребление любимого напитка в кругу семьи. Но ничего у него не получилось.

Подошел 1853 г., принесший обострение франко-русского конфликта вокруг Святых мест в Палестине и закончившийся войной, вошедшей в историю под именем Крымской. Крымская эпопея - единственное общеевропейское столкновение с участием России, Турции, Франции, Великобритании, Сардинии и на дипломатическом фронте Австрии за 100 лет, разделявших наполеоновскую эпоху и первую мировую войну (1815-1914 гг.).

Казалось бы, ничто не предвещало подобного бедствия. Россия ни к одному из своих будущих противников не имела территориальных претензий. Зоной тревог и противоречий являлись Балканы, но здесь Великобритания развернула успешное наступление на российские позиции и утверждала свое влияние, не прибегая к оружию.

Однако стечение случайностей и личностный фактор играют в истории немалую роль. Обосновавшийся на французском престоле император Наполеон III Бонапарт жаждал утвердить свою власть и повысить престиж в глазах подданных, наиболее эффектно достичь этого можно было, выиграв войну - реванш с Россией, где в 1812 г. погубил свою армию его великий дядя. Спровоцировать конфликт являлось делом техники. Французы извлекли из архивов султанский указ 1740 г., предоставлявший католическому духовенству заботу об уважаемых храмах Иерусалима и Вифлеема, и настояли на восстановлении его действия. Православный причт, представлявший громадное большинство "восточных христиан", был возмущен. Вмешалась российская дипломатия: в условиях стремительной утраты влияния единственной точкой опоры самодержавия оставалось право царей на покровительство православным.

Неуклюжий и скандальный фасад миссии А.С. Меньшикова в Стамбул весной 1853 г. заслоняет тот факт, что, во-первых, была достигнута договоренность об отправлении служб того и другого духовенства в уважаемых храмах и, во-вторых, что самодержавие отбросило мысль о расширении своего права покровительства и по сути дела настаивало на подтверждении условий Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г., позволявшего давать султану советы, но не обязывавшего их принимать .

Великий везир Мустафа Решид паша с подсказки британского посла отклонил эту претензию, расценив ее как вмешательство во внутренние дела Турции. Оборонительная в сущности позиция российской стороны была представлена западной общественности как агрессивно-наступательная. Для императора Николая I, мнившего себя первым монархом Европы, отказаться от ставшего почти фикцией права на покровительство единоверцам означало признать себя политическим банкротом, которым он в действительности и являлся. Царь предпочел войну, заранее обреченную на неудачу, ибо не могла отсталая крепостническая Россия одолеть передовую Европу.

Пальмерстон вполне закономерно очутился в стае британских ястребов и изобличал склонного к колебаниям Абердина: "Нашу позицию тактичного и покорного выжидания у задней двери, в то время как Россия с неистовыми и наглыми угрозами ломится в дом, я считаю глупой" . О действиях правительства, членом которого он являлся, Пам судил неоправданно строго. Весной 1854 г. Франция и Англия объявили России войну. Лорд Генри Джон дал волю своему пылкому воображению в частном письме Д. Расселу, обрисовав в нем свою "светлую идею" в виде расчленения России по мирному договору: Аландские острова и Финляндию следовало возвратить Швеции, Остзейские провинции (Прибалтику) передать Пруссии, восстановить Польшу, Молдавию, Валахию и устье Дуная уступить Австрии, Ломбардию и Венецию либо сделать самостоятельным государством, либо слить с Пьемонтом, Крым и Грузию вернуть Турции, "Черкесию" поставить под сюзеренитет султана .

Воплотить такое в жизнь можно было, разве что загнав русских за Урал, союзники же застряли в Севастополе. Тем не менее советская историография на полном серьезе считала плод разыгравшегося воображения человека, тогда формально к внешней политике непричастного, определением целей войны. Отдал дань традиции и автор этих строк. На самом деле Абердин, ознакомившись с творением коллеги, заметил: Пальмерстон планирует 30-летнюю войну, да и сам автор, заменив Абердина на посту главы правительства, начисто забыл сочинение по причине его полной нереальности. Письмо интересно другим - лорда Генри Джона обуревали не заботы о сбережении Османской империи, а мысли о подрыве имперских позиций России на Балканах и в Европе в целом.

Пам, прослужив в военной канцелярии почти два десятка лет, остался весьма наивным в подходе к стратегии и воображал, будто при "60-тысячном английском и французском войске в Крыму, при поддержке флота, плюс успешные операции в Грузии и Черкесии - веселое Рождество и счастливый Новый год обеспечены" .

На самом деле все вышло по-другому. Британская армия в течение полувека находилась под командованием герцога Веллингтона, застывшего, в смысле стратегии и тактики, на уровне начала века. Солдат вербовали по найму. Процветала палочная дисциплина. "Привычка солдат к пьянству воспринималась британской общественностью как профессиональная болезнь" . Сохранился средневековый обычай покупки офицерских должностей, в гвардии за них выкладывали целые состояния. "Служить" можно было, ничем себя не утруждая. Войсками в Крыму командовал лорд Раглан, смолоду участвовавший в битве при Ватерлоо и потерявший в сражении руку. Затем он десятки лет прослужил в канцелярии военного министерства. У сменившего его генерала Симпсона никто даже не подозревал наличия полководческих дарований. Прибывшие в Крым англичане в эполетах потрясли более опытных французов обилием привезенного имущества. Личный обоз герцога Кембриджского занимал 17 повозок. Лорд Кардиган обедал и ужинал на собственной яхте. В. Гриффит из полка серых шотландцев привез с собой повара-француза. Некоторые офицеры захватили с собой лошадей, предназначенных для охоты. Лорд Джон Пейджет тяжелую для экспедиционного корпуса зиму провел в свадебном путешествии.

А с другой стороны, обнаружились абсолютная некомпетентность интендантской и санитарной служб и высокая степень жульничества и казнокрадства поставщиков. Приведем сведения, почерпнутые из британских источников: "Апатия и неведение в департаментах, ведавших снабжением, способствовали профессиональному мошенничеству поставщиков... сапоги и шинели приобретались слишком малых размеров, большой груз состоял из обуви исключительно на левую ногу, десять тысяч пар носков годились только для детей". На набережной в Балаклаве "мука, высыпавшаяся из мешков, лежала сырыми кучами, тут же валялись мешки с амуницией, колья для палаток, куски дерева, бочки с гниющим мясом и с горохом - все вперемешку. Кипы одежды, в которой ощущалась острая нужда, брошены в грязь". 14 ноября 1854 г. на Черном море разыгрался шторм, разбивший больше 20 судов. На одном лишь "Принце" затонуло 40 тыс. пар обуви. 1 декабря генерал Лукан сообщил, что кавалерийская дивизия, как таковая, перестала существовать из-за падежа конского состава .

В Крым приехал первый военный корреспондент, блестящий журналист В.Г. Рассел, представлявший газету "Таймc". Поступавшая от него информация свидетельствовала о безрукости и безответственности командования и бедственном положении солдат. 25 ноября газета сообщала: "Дождь льет, небо - как чернила, ветер завывает над содрогающимися тентами; окопы превратились в канавы, в палатках - вода на фут глубиной, у людей нет ни теплой, ни непромокаемой одежды; по 12 часов в сутки они проводят в траншеях, создается впечатление, что ни одна душа не заботится ни об их удобствах, ни даже об их жизни". "Таймc" предрекала, что, если так будет продолжаться, "на костях 50 тыс. британских солдат" уцелеют лишь командующий и его штаб.

Газета ошиблась: лорд Раглан до весны не дожил. В январе 1855 г. в экспедиционном корпусе больных, раненых и обмороженных насчитывалось 23 тыс. человек, но 11 тыс. здоровых оставалось в строю .

В Англии царило возмущение. Гнев общественности обрушился на премьер-министра Абердина. А Пальмерстон рвался к власти. Как член кабинета он не мог открыто критиковать его деятельность и выбрал иной путь достижения цели, подав в отставку под каким-то надуманным предлогом. Его уговорили вернуться в правительство, но у публики создалось впечатление - честный патриот не желает мириться с царящим разгильдяйством, желаемого эффекта он добился. На бурных митингах ораторы восклицали: нужен вождь. И из толпы раздавались крики: Пальмерстон!

20 января 1855 г. радикал Ребек выступил в палате общин с запросом: "Армия дошла до состояния, терзающего сердце нации... войска - без крыши над головой, без одежды, без пищи и без амуниции. Из 54 тыс. солдат, снаряженных, как никогда, осталось 14 тыс." Из них лишь 5 тыс. здоровых. Кавалерии не существует, последние оставшиеся лошади используются как тягло.

Выступавшие в прениях, длившихся 10 дней, добавили немало черной краски в обрисованную Ребеком мрачную картину. Приведем здесь лишь свидетельство А. Стаффорда о состоянии госпиталя в Балаклаве: грязь, спертый воздух; подушек и простыней нет; одеяла от умерших и заразных переходят к вновь поступившим больным; люди валяются на полу - совсем поблизости есть кровати, но "некому" их принести . Кабинет Абердина потерпел сокрушительное поражение в палате и ушел в отставку. Королева попыталась было изыскать министерскую комбинацию без Пальмерстона во главе правительства, но неудачно. 6 февраля он "целовал руки" и стал первым лордом казначейства и премьер-министром. Недруги были в раздражении, в частности Дизраэли охарактеризовал его как "старого размалеванного шута, глухого, слепого, со вставными зубами, которые грозят вывалиться, когда он говорит" .

Старческие немощи Пальмерстона оппоненты сильно преувеличивали: перешагнув порог 70-летия, он сохранял бодрость и работоспособность и взял себе еще портфель военного министра.

Вместе с весенним солнцем в начале 1855 г. наладилось снабжение, в Соединенных Штатах удалось приобрести 100 тыс. винтовок Минье, в лагере под Севастополем вновь возрождался боевой дух.

В феврале того же года скончался Николай I, что породило надежду на скорое замирение, как обнаружилось ложную, его сын Александр не пожелал начать царствование с капитуляции. Грянула новая беда - несмотря на обуревавший британского обывателя патриотизм, идти под пули он не спешил. Кампания рекрутского набора провалилась, недостача кадров достигла 40 тыс. По старому обычаю следовало нанять иностранцев, лучше всего целую армию со штабом, чтобы не тратить время на ее подготовку. Взор Пальмерстона остановился на испанской - 60 тыс. солдат и офицеров хватит с избытком. Но в Мадриде ему отказали. Пам задумал тогда заполучить сардинское войско. Однако глава туринского кабинета граф Б.К. Кавур вынашивал иные планы. Он хотел ввести маленькую Сардинию в "концерт" великих держав, для чего надлежало вступить в Крымскую войну. Воевать следовало на правах союзника, а не наемника, и Кавур отказался принять щедрую британскую субсидию и взял деньги в качестве займа, подчеркивая самостоятельность своей страны. Итальянская дивизия в 15 тыс. штыков отправилась под Севастополь погибать в чужой и неведомой России. А британцам пришлось заняться неприятным и хлопотливым делом вербовки наемников поодиночке - в портах и на кораблях, в обход местных законов. Удалось организовать турецкий легион с английским офицерским составом.

27 августа (8 сентября) 1855 г. французы после кровопролитного штурма взяли Малахов курган, ключ к обороне Севастополя. Англичане атаковали "Большой редут" (третий бастион): "Наступающие не выдержали огня русских и залегли; они были прижаты к земле... Через несколько минут они повернули и бросились назад, к своим линиям, оставив две с половиной тысячи товарищей убитыми и ранеными. Таков был бесславный конец осады" . В тот же вечер российские войска покинули южную часть города и перебрались на северную сторону. На том военные действия фактически прекратились, вторгаться на просторы России охотников не находилось.

А перед Пальмерстоном возникла угроза мира. Император Наполеон, уложив под Севастополем почти 100 тыс. солдат, счел, что натаскал достаточно каштанов из огня в интересах британцев. На континент отправился глава Форин оффиса Дж. Кларендон - на разведку и с целью побудить союзников к новым военным усилиям (октябрь-ноябрь 1855 г.). В письмах жене он выразил всю степень своего разочарования и возмущения: не надо скрывать от себя - окончание войны "будет столь же популярно во Франции, как оно непопулярно у нас"; "эти французы рехнулись на почве страха и жульничества. Боюсь, что император столь же деморализован, как и его правительство" . Пальмерстон выступил было в свойственном ему задиристом духе - Великобритания-де и одна с помощью Турции навяжет свою волю зарвавшимся московитам. Декларация не произвела ни малейшего впечатления. Пришлось смириться.

На мирном конгрессе первый британский делегат, тот же Кларендон, выступал в роли главного ястреба, а Луи Наполеон и его министр иностранных дел Валевский приняли голубиное обличье. С их помощью А.Ф. Орлову удалось отбиться от некоторых притязаний экстремистов - от нейтрализации не только Черного, но и Азовского моря, срытия укреплений Николаева, от требования о разрушения фортов вдоль Кавказского побережья.

Не следует преувеличивать значения французских услуг - Парижский договор от 16 марта 1856 г. был безмерно тяжел, а в некоторых аспектах даже унизителен для России. Самодержавие отказалось от покровительства над Молдавией, Валахией и Сербией, от особых прав в отношении христианских подданных султана, которые были поставлены под коллективную гарантию держав. От Российской империи была отторгнута Южная Бесарабия, великую страну лишили доступа к водной артерии Дуная с явным расчетом установить контроль неприбрежных государств над навигацией по реке. Трактат подтвердил установленный конвенциями 1840 и 1841 гг. запрет на проход военных судов через Босфор и Дарданеллы. Россия и Турция лишились права содержать свои эскадры на Черном море. Запрет всей тяжестью обрушился на Россию, ибо флот под флагом полумесяца можно было за пару суток перебросить из Средиземного моря на север через Проливы. Россию лишили возможности защищать свои берега.

Британский кабинет, не выиграв ни одной решающей битвы, добился тем не менее от самодержавия отказа от преимуществ, завоеванных в четырех войнах (1768-1774, 1787-1791, 1806-1812, 1828-1829 гг.). И все же мир был встречен в Англии прохладно и даже критически. По словам биографа Пальмерстона, невозможно было удовлетворить "разъяренную публику и ее воинственную и черносотенную прессу". Газета "Сан" вышла в день подписания трактата в траурной рамке . Но Пальмерстон получил все же голубую ленту высокого Ордена Подвязки.

Постепенно страсти улеглись, оценки стали более взвешенными, когда же наступила пора серьезных исследований, они превратились совсем уж в мрачные и нелестные для зачинщиков крымского побоища: война ненужная, бесславная, провальная и даже глупая . Учиненное в Париже урегулирование не выдержало испытания временем и развалилось через 15 лет, его главные условия с точки зрения истории не имели перспективы. Так называемая нейтрализация Черного моря лишала Россию права содержать флот в его акватории, отнимала у нее возможность защищать свои берега и обеспечивать свою безопасность. По словам О. Бисмарка, "стомиллионному народу нельзя надолго запретить осуществлять естественные права суверенитета над принадлежащим ему побережьем" и подвергать его "невыносимым унижениям" . Отмена этого тягостного для страны условия стала приоритетной задачей отечественной дипломатии и произошла в 1871 г.

Вторая цель союзной дипломатии заключалась в стремлении сохранить в Юго-Восточной Европе власть и владения Османской империи. Для этого предполагалось проведение в Турции реформ по европейскому образцу, соответствующее обязательство фигурировало в трактате. Миротворцы мыслили стандартно, порядки, основанные на Коране и шариате, воспринимались ими как нечто, идущее от раннего средневековья и даже родоплеменного строя, изжившее себя. Подобная точка зрения имела широкое распространение. Видный ученый-славянофил Н.Я. Данилевский безапелляционно утверждал: "Магометанство закончило свою историческую роль" . Отсутствовало понимание того, в чем жизнь убеждает наших современников, - мусульманская среда живет по своим законам и обычаям, представления о конституционных началах, гражданских свободах и демократии ей чужды. Турецкие мусульмане не оценили предлагаемых им европейских ценностей и не желали признавать равноправия с "неверными". Реформистская вспышка не дала серьезных результатов. В той небольшой степени, в которой преобразования удалось внедрить, они пошли на пользу христианам, способствовали упрочению очагов их государственности, ускорению экономического развития, культурному подъему, укреплению самостоятельности, приближению к тому рубежу, за которым начинается независимость. И все это - при неутихающей ненависти к османскому господству и возросших возможностях борьбы против него.

В Дунайских княжествах поднялось движение за их унию. Решающий его этап пришелся на 1857-1861 гг. Пальмерстон как сторонник принципа статус-кво Османской империи выступил против. Дипломатия Австрии, Великобритании и Турции выступила решительно против объединения княжеств. Иной точки зрения придерживались представители Франции и Сардинии. Самодержавие имело благоразумие примкнуть к ним и привело с собой в лагерь сторонников унии Пруссию. Соотношение сил на международной арене сложилось в пользу держав, поддерживавших объединение. В 1861 г. на карте появилось новое государство - Румыния .

Коалиция противников России быстро развалилась, ее участники не только перессорились, но и передрались между собой: в последовавшее за Крымской войной десятилетие Франция единожды, а Сардиния (Италия) даже дважды воевала с Австрией.

В 1857-1859 гг. Пам был поглощен подавлением великого восстания в Индии. Одно время казалось, что британская власть здесь рухнет. Колоссальным напряжением сил с сипаями удалось справиться. О жестокостях карателей до сих пор напоминает картина В.В. Верещагина - повстанцев, привязанных к дулам орудий, разрывают на части артиллерийским огнем. Прекратила существование Ост-Индская компания, управление Индией перешло непосредственно к короне.

Одновременно Британия вместе с Францией вела вторую "опиумную" войну с Китаем - две державы требовали открыть порты и рынки Поднебесной для их товаров, включая и наркотики, отсюда и название войны. Результатом ее явились взятие и разграбление Пекина, сопровождавшееся разрушением императорского дворца, и подписание неравноправных договоров, по которым китайский рынок был завален товарами из Европы. Не успели смолкнуть пушки под Пекином, как внимание Пальмерстона переключилось на события в Новом Свете, где началась Гражданская война в Соединенных Штатах, формально - за сохранение единства страны, а в действительности - и за отмену рабства негров на юге. Казалось бы, все симпатии Пама, смолоду активного борца против работорговли, должны быть на стороне северян. Но симпатии - материя хрупкая, а государственный интерес - вещь весомая. Юг поставлял дешевый хлопок для британской текстильной промышленности. Лорд Генри Джон был склонен преувеличивать военный потенциал рабовладельцев, их первые легкие победы привели его в восторг. Вот если бы возобладали идеи сепарации, если бы утвердилась Конфедерация южан, индустриально слабая, поставляющая сырье в Англию и опирающаяся на ее мощь в противоборстве с Севером! Пальмерстон строил далеко идущие планы, один соблазнительнее другого. Азарт всегда увлекал его за пределы разумной сдержанности и осмотрительности. Так случилось и на сей раз.

В ноябре 1861 г. фрегат северян "Сан Джасинто" перехватил паровой британский пакетбот "Трент". На борту корабля обнаружили двух эмиссаров южан, коих и арестовали.

Пальмерстон возмутился - произошло вопиющее нарушение международного права, задержание и обыск нейтрального корабля, "янки живут в раю для дураков", их следует наказать. Пальмерстон и Кларендон составили ноту протеста в самом задиристом тоне. Принц-супруг Альберт, будучи тяжело больным, познакомившись с ней, пришел в ужас (так можно спровоцировать войну с Соединенными Штатами, в предвидении которой Пальмерстон уже отправил гвардию в Канаду), встал с предсмертного ложа (буквально!), отредактировал и смягчил тон послания. Разрыва удалось избежать, американцы прислали в семидневный срок объяснение, которое можно было представить как извинение, и освободили эмиссаров. Войны не произошло. Северяне опоясали южное побережье кольцом блокады, хлопок перестал поступать на фабрики Ланкашира, ткачей сотнями увольняли с предприятий. В последний раз тень войны нависла над двумя странами в связи с “делом «Алабамы»”. Построенный на британских верфях фрегат с командой из южан успешно крейсировал близ Азорских островов и пустил на дно немало судов под звездно-полосатым флагом. Но военное счастье уже прочно перешло на сторону Соединенных Штатов, и ссориться с ними не было резона. А позднее казначейству в Лондоне пришлось выплатить немалый штраф за лихое каперство "Алабамы".

1863 г. позволил Пальмерстону вновь обратиться к старому пропагандистскому арсеналу и выступить в защиту священных прав угнетенного народа: восстала Польша. Пам и возглавлявший тогда Форин оффис лорд Д. Рассел выступили против методов управления в "русской Польше" и жестокого усмирения повстанцев и заручились сотрудничеством императора Наполеона III и австрийского кайзера Франца Иосифа. 2 апреля 1863 г. три посла вручили вице-канцлеру A.M. Горчакову ноты протеста. Европейская общественность была взбудоражена, демарш получил моральную поддержку со стороны Испании, Португалии, Швеции, Нидерландов и даже Турции. В Петербурге опасались, что "дипломатический поход против России", по выражению С. Татищева, перерастет в нечто более серьезное - разрыв отношений с Европой, морскую блокаду и даже войну, к которой готовились.

С высоты прошедших полутора столетий опасения представляются преувеличенными. В.Г. Ревуненков писал: "Громоздкая колымага, именуемая европейское заступничество за Польшу, не имела никаких шансов сдвинуться с места" . Послы вручили Горчакову не идентичные, а разные по содержанию ноты. Три главных протестанта преследовали различные и несовместимые цели. Пальмерстон и Рассел требовали в своих демаршах возвращения Польше конституции, дарованной ей Александром I в 1815 г. При этом предавалось забвению то обстоятельство, что в ходе польского восстания 1830-1831 г. варшавский сейм официальным актом низложил с престола короля Николая (он же Император Всероссийский), и тем самым не царизм, а сами поляки порушили свою конституцию. Британская дипломатия стояла на страже системы международных отношений, заложенных Венским конгрессом 1815 г., звеном которых было Царство Польское в составе Российской империи, и пыталось восстановить то, что рухнуло в пламени восстания еще в 30-е годы. Европейская общественность о всех связанных с польским вопросом юридических тонкостях и исторических деталях не ведала, негодовала и изобличала самодержавие в нарушении принятых на себя обязательств, в произволе и жестокости.

Наполеон III преследовал совершенно иные цели, нежели Пальмерстон. Он хотел раздуть конфликт до стадии большой войны во имя сокрушения той системы, в защиту которой выступал Форин оффис. И воевать он собирался в первую очередь не против России, до которой было далеко, а против российской союзницы Пруссии, желая, по крайней мере, утвердиться на левом берегу Рейна.

Участие австрийских правителей в числе трех протестантов логическому объяснению не поддается: видимо, сопротивляться соблазну свести счеты с самодержавием не было сил.

На долю князя Горчакова выпала трудная и неблагодарная задача - создавать дипломатическое прикрытие расправам над повстанцами, сочетая твердость с гибкостью маневра.

Лорд Рассел, выступая в мае 1863 г. в парламенте, первым отмежевался от зачинщиков войны, к которым его до того совершенно ошибочно причисляли: "Что за Польшу вы желаете восстановить? Должна ли она включать в себя Познань и Галицию?". Ничто не может быть более чуждым намерениям английского правительства. Оно ограничится представлениями, которые требует от него достоинство Англии. Посол Нэпир заверял Горчакова, что протестные ноты - всего лишь "гуманная манифестация", за которой ничего не последует.

Создается впечатление, что Пальмерстон от событий отставал. До российской дипломатии дошли сведения, что он предложил кабинету добиваться восстановления "отдельного и независимого королевства Польского" в границах 1815 г. с присоединением к нему города Кракова. Коллеги инициативу премьера не поддержали ввиду полной ее нереальности .

Поляки, неизменно терпя поражение в открытых боях с армией, собирали свои силы вновь и вновь, что создавало ложное впечатление об их неодолимости. Протестная троица продолжала нотную кампанию, движение солидарности с повстанцами не затихало. Жонд народовый 10 мая выступил с манифестом, подтвердив в нем, что намерен отторгнуть "от Москвы" литовские, белорусские и украинские земли, некогда входившие в состав Речи Посполитой. Шовинистическое жало еще раз вылезло из программного мешка повстанцев. Горчакову оставалось констатировать: "Мятежники не требуют ни амнистии, ни автономии, ни более или менее широкого представительства. Даже безусловная независимость Царства Польского была бы для них не более чем ступенью для достижения дальнейшей цели - владычество над провинциями, в которых огромное большинство населения - русское, расширение пределов Польши до двух морей" .

Охотников воевать ради этого среди их британских доброхотов не находилось. Влиятельная газета "Таймc" отмежевалась от Наполеона: "Мы вместе с Францией втянулись в дипломатическую игру. Но разве интересы Франции и Англии абсолютно идентичны?... Разве Франция не собирается завоевать границу по Рейну?... Разве не в наших интересах, как всегда, поддерживать европейское равновесие?". Явившихся в Лондон эмиссаров Жонда народового в Форин оффис не пустили; они попытались добиться аудиенции у королевы Виктории, за что получили суровую отповедь на страницах газеты "Тайме": "Нам угрожает Варшава, проникшая в Лондон. Эта легко возбудимая раса, которая в истории проявляла себя лишь как гроза и вулкан, нанесла оскорбление Форин оффису, теперь пытается завербовать на свою сторону королеву" .

Три европейских посла по инерции протестовали, но демарши становились все более невразумительными по содержанию. А ответы Горчакова становились все тверже. Восстание неожиданно быстро стихло, расправу творили в Польше - Ф.Ф. Берг, в Литве - Н.Н. Муравьев. Горчаков в дипломатической форме предложил протестантам не совать свой нос в российские дела. В конце концов перестал махать кулаками и Наполеон, а его посол в Петербурге в беседе с вице-канцлером сетовал: единственной целью Лондона являлось "рассорить нас с Россией, и этот великий результат достигнут" . Франко-российское сотрудничество по балканским делам расстроилось.

Налет увядания лежит на всей деятельности "позднего" Пальмерстона. Крымская война закончилась краткосрочным в связи со своей исторической бесперспективностью Парижским миром. В Восточном вопросе - цепляние за доктрину статус-кво Османской империи, обреченное на неудачу, противодействие освободительному движению балканских народов. Карательная экспедиция в Китай была по праву окрещена "опиумной" войной. Поддержка южан во время Гражданской войны в США закончилась провалом. Позиция во время польских событий 1863 г. обернулась большим обманом повстанцев.

Старый Пам утратил способность геостратегического видения и предвидения, к балансу сил в Европе он подходил с мерками первой половины XIX столетия. Начиналось объединение Германии "железом и кровью", предвещавшее полный перекос континентального равновесия, а Пальмерстон твердил: "Нынешняя Пруссия слишком слаба, чтобы в своих действиях быть честной и независимой. И, принимая во внимание интересы будущего, крайне желательно, чтобы Германия, как целое, сделалась сильной, чтобы она оказалась в состоянии держать в узде честолюбивые и воинственные державы, Францию и Россию, которые сжимают ее с запада и востока" . А преемникам Пама пришлось ломать голову над тем, как бы удержать "в узде" стремительно набиравший силы рейх.

В 1864 г. разразился кризис, связанный с герцогствами Шлезвиг и Голыптейн. Оба они были связаны династической унией с Данией. В 1863 г. король Фредерик VII Ольденбург утвердил новую либеральную конституцию страны, распространив ее и на герцогства, и вскоре скончался, оставив после себя головоломный казус. На престол вступил Христиан IX Глюксбург, находившийся в родстве с прежним монархом по женской линии. А в Шлезвиге и Гольштейне действовал салический закон, признававший право наследования лишь в мужском поколении. Вдобавок ко всему Гольштейн являлся членом Германского союза. Ситуация сложилась запутанная и вполне удобная для того, чтобы вмешаться в датские дела, чем воспользовался прусский министр-президент, тогда еще просто господин Отто фон Бисмарк, спровоцировав с Данией войну, к которой присоединились австрийцы. Коалиция легко одолела слабую неприятельскую армию.

Европейские лидеры в растерянности наблюдали за происходящим, не сумев уладить дело мирным компромиссом. В таком же состоянии пребывала и британская дипломатия, Пальмерстон не смог оценить шлезвиг-гольштейнское дело "по причине неспособности старца следить за меняющимся миром", замечал его биограф . На смену былой проницательности пришли предвзятость в суждениях и упрямство в отстаивании изживших себя взглядов. Пруссию он продолжал считать "орудием в руках Австрии", ее армию - слабой и обреченной на поражение, а ее общественность - состоящей из романтически настроенных студентов и мечтательных профессоров. И Отто фон Бисмарк вполне невозбранно присоединил к отечеству два герцогства, а заодно и графство Лауэнберг.

Во внутренней жизни почти десятилетнее пребывание старого Пама у власти (февраль 1855 - февраль 1858, июнь 1859 - октябрь 1865 г.) не ознаменовалось ничем замечательным и даже примечательным. Его стали именовать консервативным премьером либерального правительства. Он игнорировал раздававшиеся даже в рядах собственной партии призывы к расширению избирательных прав, утверждая, что управлять страной должны не массы, а собственность и интеллект. Среди либералов распространилось мнение - пока старый Пам жив, реформы не будет. Но к строительству нового военного флота он отнесся с энтузиазмом. Синопский бой 1853 г. стал последним сражением парусных кораблей. Участники Гражданской войны в США сделались свидетелями первой схватки мини-броненосцев "Мерримака" и "Монитора". Парусные красавцы - фрегаты быстро превращались в музейные экспонаты, их заменяли чадящие бронированные чудовища. Великобритании пришлось восстанавливать свое морское превосходство с нуля, но жезла Нептуна она из рук не выпустила.

Старческие немощи одолевали Пальмерстона, подагра мучила его неделями. Но приступ проходил, и он возобновлял верховые прогулки. Не отказывал себе и в радостях, доставляемых чревоугодием. Однажды спикеру палаты общин пришлось обедать в его компании. Лорд Генри Джон съел две тарелки черепашьего супа, порцию рыбы, по солидному куску жареной баранины и свинины, блюдо из фазана, пудинг, желе из фруктов, апельсин и персик. Сотрапезник счел нужным вспомнить, что в преклонном возрасте желательно соблюдать умеренность в еде. Премьер ответил, что всегда следовал этому мудрому правилу. Он не сдавался, и во время парламентских каникул к нему по-прежнему привозили многочисленные коробки с деловыми бумагами. Случалось, однако, он засыпал над ними.

Последнюю в своей жизни осень Пальмерстон провел в поместье леди Эмили Брокет. Он простудился, слег в постель и 18 октября 1865 г. скончался. Его последним предсмертным видением было заседание парламента. Дежуривший у его ложа врач уверял, что за минуту до кончины Пам прошептал: "Вот статья 98 - вернемся к тексту". Temperley H. Webster Ch.K. 361; PD, v. 1ll, p. 1316; 56. 68. Нарочницкая Л.И. Россия и войны Пруссии в 60-е гг. XIX в. М., 1960, с. 72.

69. Pemberton W.B. Op. cit., p. 332.

70. Gueddella Ph. Op. cit., p. 399, 405.

Памятник Пальмерстону у здания Парламента в Лондоне

Виконт, премьер-министр Великобритании (1855-1858 и с 1859); лидер вигов. Министр иностранных дел (1830-1834, 1835-1841, 1846-1851). Во внешней политике сторонник «равновесия сил».

Генри Джон Темпл третий виконт Пальмерстон родился 20 октября 1784 года в родовитой аристократической семье. Его дед и отец серьезно политикой не занимались, хотя и заседали в английском парламенте. Мать Генри, Мэри, была второй женой лорда Джона и родила ему четверых детей.

Образование Пальмерстон получил традиционное для отпрысков британских аристократов: школа в Гарроу (учился вместе с Байроном и Пилем), затем Эдинбургский университет, колледж в Кембридже и, наконец, степень бакалавра (1805).

Третий виконт Пальмерстон (титул перешел к нему после смерти отца в апреле 1802 года) лишь с четвертой попытки стал членом палаты общин британского парламента (1807). В феврале 1808 года во время обсуждений конфликта с Данией 24-летний лорд Генри высказался в пользу организации военно-морской экспедиции к берегам датского королевства. Речь молодого парламентария запомнилась лидерам тори. Осенью 1809 года при формировании лордом Персивалем нового кабинета министров лорд Генри, отклонив предложение занять должность канцлера казначейства, довольствовался местом секретаря по военным делам. В этой должности он оставался почти двадцать лет (1809-1828), снискав всеобщие симпатии своим трудолюбием, энергией и добросовестностью.

После падения министерства Годерича (1828) Пальмерстон оказался в рядах оппозиции. В июле 1829 года лорд Генри произнес нашумевшую речь, в которой потребовал от кабинета Веллингтона более активного вмешательства в дела Греции.

Папьмерстон сблизился с партией вигов, в которой и оставался до последних дней своей жизни. В 1830 году он принял портфель министра иностранных дел в кабинете Грея. На этом посту он прослужил в министерствах Грея, Мельбурна и лорда Рассела до 1851 года (с перерывами в 1834 и 1841- 1846 годах).

Пальмерстон поддерживал либеральные течения. Так, он содействовал образованию бельгийского королевства и выдвижению на престол Леопольда Саксен-Кобургского. Луи Филипп попытался выдвинуть в качестве кандидата на бельгийский престол своего сына, герцога Немурского. Но Пальмерстон не позволил это сделать.

Пальмерстон добился от международной конференции по Бельгийскому вопросу принятия декларации (21 мая 1831 года), гласившей, что в случае избрания на престол Леопольда Саксен-Кобургского пять держав обещают начать переговоры с нидерландским королем о том, чтобы передать Бельгии за надлежащее вознаграждение великое герцогство Люксембургское, без нарушения, однако, его связи с Германским союзом. Декларацию одобрили Австрия, Пруссия и Россия, а затем и Франция. 4 июня 1831 года национальный конгресс избрал на бельгийский престол принца Леопольда Саксен-Кобургского. Великие державы подписали Лондонский протокол о вечной гарантии нейтралитета Бельгии. Пальмерстон праздновал дипломатическую победу. Теперь его внимание занимал испанский вопрос.

После смерти испанского короля Фердинанда VII, последовавшей 29 сентября 1833 года, его вдова Мария Христина согласно завещанию объявила королевой свою старшую дочь, а себя - регентшей. Брат короля дон Карлос также заявил о своих правах на престол и обратился с воззванием к кортесам старой монархии. Его права признал португальский король дон Мигэль, и дон Карлос вскоре отправился к нему на встречу.

Большая часть Испании выступала за Изабеллу и Марию Христину. Лондонский двор также был на их стороне. Английское правительство покровительствовало набиравшей силу либеральной партии. Пальмерстон содействовал приходу к власти в начале 1834 года Мартинеса-де-ла-Роса, человека весьма умеренных взглядов, но обещавшего воскресить в стране парламентаризм. Великобритания предложила новому министру союз, который тот не решился отклонить. Пальмерстон сделал аналогичные предложения Лиссабонскому двору, и тот также принял их. В начале апреля 1834 года, в результате этих таинственных переговоров между Великобританией, Испанией и Португалией был подписан трактат, по которому фактически весь Пиренейский полуостров переходил под протекторат англичан.

Переговоры держались в таком секрете, что даже проницательный Талейран ничего о них не знал. Когда Пальмерстон сообщил ему о трактате, старый дипломат был глубоко оскорблен, но, не подав виду, потребовал, чтобы Францию приняли в качестве четвертого союзника. Таким образом, был подписан четверной союз (22 апреля). Не прошло и месяца, как дон Мигэль и дон Карлос, окруженные со всех сторон, вынуждены были сдаться в Эворе. Вскоре их выдворили с полуострова.

Лондонский трактат 1834 года, заключенный между Францией, Великобританией, Португалией и Испанией, принес на некоторое время мир (при участии английского флота) на Пиренейский полуостров, в чем была заслуга Пальмерстона.

Затем главной заботой британского министра стала поддержка Турции. Лорд Генри верил в ее возрождение и придавал серьезное значение реформам султана Махмуда II. Пальмерстон опасался господства России на Босфоре, Франции - на Ниле. Турция же казалась ему могучим оплотом против честолюбивых стремлений этих держав. Когда восстание египетского паши Мухаммеда Али грозило нарушить целостность Турции, Пальмерстон побудил державы подписать коллективную ноту, объявлявшую неприкосновенность Оттоманской империи залогом мира всей Европы (1839).

После победы египтян при Незибе, еще более ухудшившей положение Турции, Пальмерстон настаивал на войне против египетского паши. Франция отказалась принимать в ней участие и тайно поддерживала Мухаммеда Али. Британский министр не мог допустить расширения французского влияния в Египте и Сирии, поэтому начал секретные переговоры с «восточными монархиями» - Россией, Австрией и Пруссией.

15 июля 1840 года в Лондоне между четырьмя державами было подписано соглашение, направленное против египетского паши и в защиту турецкого султана. Затем последовали обстрелы Бейрута, взятие Акры, изгнание Ибрагима-паши из Сирии, усмирение Мухаммеда Али. Даже Франция вынуждена была признать нового турецкого султана Абдул-Меджида.

В 1841 году в Лондоне была подписана конвенция, согласно которой державы официально признали Дарданеллы и Босфор турецкими водами, которые в мирное время должны быть закрыты для прохождения иностранных военных кораблей.

Пальмерстон обрел славу величайшего дипломата. Главной своей заботой он считал сохранение выгодного Англии европейского равновесия сил. Морская держава, не обладавшая большой армией, была вынуждена время от времени вступать в континентальные союзы. Лорд Генри придерживался того мнения, что «Англия в одиночестве не способна добиться выполнения стоящих перед нею задач на континенте; она должна иметь союзников в качестве рабочих инструментов».

В 1841 году Пальмерстон писал британскому послу в Санкт-Петербурге: «Любые возможные перемены во внутренней конституции и форме правления иностранных наций должны рассматриваться как вопросы, по поводу которых у Великобритании нет оснований вмешиваться силой оружия... Но попытка одной нации захватить и присвоить себе территорию, принадлежащую другой нации, является совершенно иным случаем; поскольку подобная попытка ведет к нарушению существующего равновесия сил и к перемене соотносимой мощи отдельных государств, она может таить в себе опасность и для других держав; а потому подобной попытке Британское правительство целиком и полностью вольно противостоять...»

В 1848-1849 годы по всей Европе прокатилась волна революционных выступлений, грозившая привести к изменениям в европейской расстановке сил.

Пальмерстон сочувственно относился к европейским революционерам, ибо являлся приверженцем идей конституционализма. «Он предпочитал такой путь, при котором абсолютистские режимы были бы ликвидированы постепенно и без революционного вмешательства, но в необходимых случаях был готов приветствовать революцию», - пишет английский историк Дж. Риддли.

Важное место в своих планах европейской расстановки сил Пальмерстон отводил Италии. «Я хотел бы видеть всю Северную Италию объединенной в одно королевство, включающее Пьемонт, Ломбардию, Венецию, Парму и Модену... Такое устройство Северной Италии чрезвычайно способствовало бы миру в Европе, так как между Францией и Австрией было бы расположено нейтральное государство, достаточно сильное, чтобы не быть связанным симпатиями ни с Францией, ни с Австрией», - писал он 15 июня 1848 года.

Пальмерстон весьма активно выступал в поддержку итальянского национально-освободительного движения. Он обвинял австрийские власти в притеснении итальянцев: убеждая их в том, что Италия для Австрии - «ахиллесова пята, а не щит Аякса». Одновременно министр иностранных дел Британии предпринял попытку отстранить Францию от участия в итальянских делах, опасаясь чрезмерного усиления ее влияния, а также возможности австро-французской войны.

Суть дипломатии Пальмерстона точно уловил американский дипломат Г. Киссинджер: «Конечно, многочисленные разовые союзники Великобритании преследовали собственные цели, как правило, заключавшиеся в расширении сфер влияния или территориальных приобретениях в Европе. Когда они, с точки зрения Англии, переходили за грань приемлемого, Англия переходила на другую сторону или организовывала новую коалицию против прежнего союзника в целях защиты равновесия сил. Ее лишенная всяких сантиментов настойчивость и замкнутая на самое себя решимость способствовали приобретению Великобританией эпитета «Коварный Альбион». Дипломатия подобного рода, возможно, и не отражала особо возвышенного подхода к международным делам, но зато обеспечивала мир в Европе».

В конце декабря 1851 года Пальмерстон получил отставку. Современники расценили его уход из кабинета Джона Рассела как конец и без того затянувшейся политической карьеры. Однако они ошибались.

Крымскую войну лорд Генри встретил на посту министра внутренних дел в кабинете Эбердина. Используя свой авторитет знатока внешней политики, сохранившиеся контакты с дипломатами и хорошие отношения с главой Министерства иностранных дел Кларендоном, Пальмерстон уже с весны 1853 года стал влиять на внешнюю политику Англии.

Он убеждал Стрэтфорда-Каннинга, английского посла в Турции, всячески поощрять султана к несговорчивости в спорных с Россией делах. Чтобы усилить переговорную позицию Великобритании, он направил Королевский военно-морской флот к самому входу в Черное море. Это подвигло Турцию объявить войну России. Великобритания и Франция поддержали Порту.

Пальмерстон искал предлог, чтобы не допустить Россию к проливам. И как только война разразилась, британские боевые корабли вошли в Черное море и стали уничтожать русский черноморский флот. Англо-французские войска высадились в Крыму, чтобы захватить русскую военно-морскую базу Севастополь.

В 1855 году 70-летний Генри Пальмерстон достиг желанной цели - возглавил кабинет министров. По словам У. Уайта, он выглядел тогда лет на пятьдесят, «всегда двигался быстрым шагом» и если как бы дремал во время дебатов, то это был сон кошки, «сторожащей мышиную норку».

Лорд Генри создал и возглавил специальный военный комитет. Он призвал союзников и нейтралов увеличить вклад в «общее дело», - таков традиционный путь, отлаженный британской дипломатией еще в XVIII веке. Хорошей помощью в войне с Россией стало присоединение к союзникам Пьемонта, отрядившего несколько полков в Крым.

21 ноября 1856 года английским и французским дипломатам удалось подписать договор со Швецией, предусматривавший ее возможное участие в войне. Теперь от Российской империи предполагалось отторгнуть уже не только Прибалтику, но и Финляндию. Английская дипломатия предпринимала энергичные шаги, чтобы вовлечь в войну Австрию.

Заключенный 18 марта 1856 года на Парижском конгрессе мир зафиксировал превосходство Великобритании в борьбе за господство на Ближнем Востоке. В апреле Пальмерстон получил высший британский орден. 26 мая его приветствовали лондонцы, громко отметившие победу.

Вскоре после Парижского конгресса началась Англо-персидская война. Британские войска быстро стали теснить силы иранцев. Мир, подписанный в марте 1857 года, обеспечил Великобритании новые возможности для дальнейшей экспансии.

В начале июня в Британии стало известно о «беспорядках» и «мятежах» в Индии. В конце 1857 года Пальмерстон много внимания уделял подготовке билля о введении «прямого правления» короны в Индии. В феврале 1858 года парламент принял закон, согласно которому управление Индией переходило от Ост-Индской компании к британской короне.

Несмотря на успехи Пальмерстону вскоре пришлось расстаться с кабинетом на Даунинг-стрит. Причиной тому послужило покушение Орсини на Наполеона III. Террорист изготовил бомбу в Англии, и Париж обвинил британские власти в потворстве заговорщикам. Пальмерстон, всегда с подозрением относившийся к политической эмиграции, внес в палату общин билль «о заговоре на убийство», вызвавший недовольство общественности.

Новый кабинет в феврале 1858 года сформировал Дерби. У Пальмерстона появилась возможность целиком отдаться своим увлечениям: лошадям, охоте, путешествиям...

Вернувшись к власти в июне 1859 года, Пальмерстон отдал портфель министра иностранных дел Расселу, хотя продолжал вести внешнюю политику государства.

Во время войны Сардинского королевства с Австрией Пальмерстон не изменил себе. Вытеснение Австрии с Апеннинского полуострова отвечало его давнишней идее переключить внимание руководителей Габсбургской империи на Восток и Юго-Восток. «Я верю в объединение Италии... и считаю такой результат наилучшим для Италии и для Европы», - заявлял он.

Пытаясь ослабить активность Франции на Ближнем Востоке и подорвать ее позиции в Европе, Пальмерстон охотно поддерживал наполеоновскую авантюру в Мексике. Первоначально после заключенного в октябре 1861 года соглашения Англия, Испания и Франция предприняли совместную интервенцию против мексиканского народа. В апреле 1862 года Британия и Испания благоразумно вывели свои войска из Мексики, а французы приступили к тому, что английский посол в Париже назвал попыткой «колонизировать эту страну». 22 декабря 1863 года Пальмерстон убеждал Рассела о том, что не в интересах Англии добиваться от Наполеона III прекращения «его мексиканской затеи. Это безопасный клапан для выхода его пара, нужный для предотвращения взрыва в Европе».

Несмотря на почтенный возраст лорд Генри совершал прогулки верхом по Гайд-парку. По Лондону ходили легенды о его фантастическом аппетите. Женился он лишь в 1839 году на овдовевшей 54-летней графине Эмилии Купер, с которой был близок давно. Пальмерстон слыл в обществе весьма искусным обольстителем, однако с женитьбой не спешил, возможно, потому, что его первая попытка в 1823 году оказалась неудачной.

Пальмерстон по-прежнему занимался внешней политикой. После смерти датского короля на соединенные с Данией Голштинию и Шлезвиг стали претендовать также Австрия и Пруссия. Осенью 1863 года британская дипломатия решала две взаимосвязанные задачи в шлезвигголштинском вопросе. С одной стороны, она добивалась от Дании уступок в деле управления герцогствами, на чем настаивали Австрия и Пруссия; с другой - Министерство иностранных дел пыталось предотвратить военное выступление германских государств против Дании.

После начала германо-датской войны кабинет принял решение соблюдать нейтралитет. В конце 1864 года Пальмерстон высказывался уже в пользу того, чтобы «Германия стала сильной, чтобы она оказалась способной держать в узде обе воинствующие и амбициозные державы - Францию и Россию». Лорд Генри поддержал Пруссию в ее споре за Шлезвиг и Голштинию, предпочитая «видеть их включенными в состав Пруссии, чем превращенными в еще один астероид европейской системы».

Пальмерстону не удалось дожить до создания ею Германской империи. 18 октября 1865 года за два дня до своего 81 -летия он умер. Его последние слова были: «Это статья 98, теперь перейдем к следующей». Судьба всегда благоволила к Пальмерстону, и на сей раз она дала ему тихую и своевременную смерть. Газета «Тайме» утверждала, что «не было другого государственного деятеля, более полно олицетворявшего Англию, чем лорд Пальмерстон», что страна «потеряла человека, который был величайшим деятелем из живущих на земле».

В ответ французскому корреспонденту, заявившему, что если бы он не был французом, то хотел бы стать англичанином, Пальмерстон написал, что «если бы он не был англичанином, то хотел бы им быть». Лорду Пальмерстону принадлежит удивительное достижение. В течение 58 лет он являлся членом парламента (уступив по этому показателю только Гладстону и Черчиллю) и 48 лет занимал министерские посты - абсолютный рекорд.